Guardienne говорила так тихо, что я была вынуждена подойти к ней почти вплотную.
– Я помню ту ночь, когда за ним приехали. Сирена “скорой” перебудила всех в доме. Его вынесли на носилках. Мадам Лапьер пришлось очень тяжело.
Она, по-видимому, знала секреты каждого обитателя этого дома и выбалтывала их всем подряд. Я отвернулась от нее и подошла к стеклянной двери с номерами квартир и звонками. Я искала его имя, но тщетно.
– Ищите мадам Робер! – крикнула guardienne из окошка. – Это ее девичья фамилия.
Я нажала на кнопку и стала ждать ответа мадам Лапьер. Я ждала, когда наши миры снова столкнутся.
Она появилась на пороге квартиры и оперлась одной рукой на косяк двери. Она выглядела иначе, чем в прошлый раз, – волосы уже не казались тусклыми, лицо порозовело. Некоторое время мы молча глядели друг на друга, а потом она пригласила меня войти. Идя за ней по коридору, я вспомнила слова Анук о том, что ей стоило бы чаще думать о мадам Лапьер. Мне тоже было стыдно за то, как мало она интересовала меня, пока мы не увидели ее прошлым летом. Хотя я понимала, кто она такая, для меня она оставалась фигурой неопределенной. Мне было неловко в ее присутствии, как будто все эти годы я жестоко обращалась с ней и теперь должна была оправдаться, показать ей, что мы с матерью не те ужасные женщины, которые уводят женатых мужчин.
Мне казалось, что мы встречаемся впервые, и в некотором смысле так оно и было: в последний раз я видела ее ночью рядом с папиным телом, когда она материализовалась из воздуха, больше похожая на призрак, чем на живого человека. Я посмотрела на ее ноги: тапочки со стершимися пятками, узкие щиколотки и на удивление мускулистые икры. Она оглянулась, и я покраснела.
Меня пригласили сесть за круглый стол на кухне – той кухне, где папа ел чаще всего. Она заварила чай.
– Он всегда говорил, что ему нравилась ваша еда, – сказала я.
– Ему просто нравилась еда, – поправила меня она, но я заметила легкую улыбку в уголках ее губ. Она протянула мне чашку горячего травяного чая и села напротив. – Итак, зачем ты пришла, Марго?
Я думала, сказала я, что она знает о нас с Анук. Я считала, что мой отец был честен со своей женой, хотя и скрывал это от меня, и что они оба решили отделить его другую жизнь от той, которую он всем демонстрировал.
Она отвернулась. У нее были тонкие черты лица, стройная шея и высокие скулы. Она оказалась не совсем такой, какой я ожидала ее увидеть, менее грозной и утонченной, и в некотором смысле даже не выглядела как папина жена – может быть, потому, что я не видела их вместе, когда он был жив. Она умела держать свои чувства в узде: сидела, положив руки на стол, и говорила ровным голосом.