– Интересно, бывают ли родители, которые лучше подготовлены к такому исходу, – сказала я.
– Моя мать, пожалуй, была даже слишком хорошо к нему подготовлена.
Брижит крутила в пальцах ножку бокала.
Было поздно, почти что время ужина. Люди начинали расходиться. Анук сегодня вечером преподавала. Я сомневалась, что у нас в холодильнике что-нибудь есть. Я даже не могла вспомнить, когда мы в последний раз ходили в магазин. Брижит потянулась к графину с водой и налила два стакана. Один из них она подтолкнула ко мне.
– Я знаю, что это была ты, – сказала она. – Ты рассказала Давиду о своем отце.
Ее слова застали меня врасплох, я замерла. Я должна была догадаться, что они, как муж и жена, все обсуждают друг с другом. Брак – это закрытый мир, как говорила Анук.
– Все нормально, Марго, – продолжала она и накрыла мою ладонь своей. Я не ожидала такой фамильярности. Мои пальцы полностью утонули в ее теплой руке. – Я понимаю, как ты разочаровалась в отце.
Я выдернула руку и положила ее на колено.
– Это уже неважно, – сказала я.
– Он повел себя как трус.
Наедине с собой я называла его трусом, повторяла это слово в мыслях, но, услышав его от Брижит, я содрогнулась, и моим первым порывом было защитить его.
– Он должен был уйти от жены, – сказала она, – но легче продолжать жить по-старому.
– Он не плохой человек.
– Хороший он или плохой, не имеет значения.
– Вы говорите как моя мать.
Брижит засмеялась.
– Какой кошмар. Последнее, чего я хотела бы, так это говорить как твоя мать.
Я почувствовала, как к щекам приливает жар. Я прижала к ним пальцы, пытаясь охладить. Мы внимательно смотрели друг на друга. Я не могла понять, что она думает обо мне.
– Он вернется к нам, – сказала я. – Ему просто нужно время.
– Значит, ты примешь его обратно.
– Вроде того.
– Я знаю твоего отца, – сказала она, – знаю, что он за человек, и ты права: ему нужно время. Теперь его очередь продемонстрировать свою преданность тебе и твоей матери. Он должен перед вами извиниться, так ведь?
Брижит не дала мне самой заплатить за кофе. Она придавила счет стопкой монет.
– Наша встреча была приятной неожиданностью, – сказала она, обернула кашемировый шарф вокруг шеи и просунула руки в рукава того же самого длинного пальто, в котором я видела ее в день интервью.
Я не знала, как попрощаться, – нужно ли поцеловать ее в обе щеки? Она дотронулась до моего локтя, скользнула пальцами по моему пальто и пожелала мне всего хорошего.
Что она имела в виду этим “что он за человек” – а что он, собственно, за человек? Действительно ли он, как утверждала Анук, избегает конфликтов и закрывает глаза, чтобы не видеть ужасной правды? Одумается ли он со временем, как сказала Брижит, или совсем отдалится от нас? Раньше, вспоминая, как я звала его под окнами его дома, я чувствовала неловкость и надеялась, что никто меня не видел. Теперь я чувствовала неловкость, потому что он не отозвался. Женщину в окне я помнила смутно. Я даже не могла бы сказать, на каком этаже она стояла, но чем больше я думала о ней, тем больше крепла уверенность, что это мадам Лапьер наблюдала за моей выходкой.