Я часто думала о шеф-поваре и о ее дочери. О том, что она наверняка не могла поверить, когда врачи в больнице сказали ей, что все кончено. В дороге было неважно, что Романа не дышит. Ее мать ехала вперед, прокладывала себе путь между машинами, чтобы добраться до больницы, где девочку должны были спасти, и пока она стремилась к цели, оставалась надежда.
С папой все было иначе. Завершения так и не наступило. C’est fini, enfin[23]. Не было ощущения финала, того, что называют развязкой. Впрочем, я всегда задавалась вопросом, может ли что-то заменить любовь к отцу, существует ли вообще узел, который надо развязывать.
Помню, в одну из суббот я ночевала у Жюльет. Утром солнце начало светить в лицо сквозь прозрачные занавески. Когда зазвонил будильник, я откатилась от нее на другой край кровати. Она не проснулась. Я привыкла к ее будильнику и уже не отличала его от собственного. Я умылась на кухне. Перед уходом я посмотрела на Жюльет. Она безмятежно спала, подложив обе руки под подушку. Таких друзей, как она, у меня больше не было. Осознание нашей с ней близости было грандиозным и болезненным. Мне захотелось лечь обратно и уснуть с ней рядом. Я тихо закрыла за собой дверь.
Анук оставила мне два голосовых сообщения. Она хотела знать, когда я вернусь домой. Обычно она ко мне так не цеплялась, и я забеспокоилась, что сделала что-то не то. В метро я думала о заданиях на завтра. О том, надо ли купить по дороге молоко. Думала о своем разговоре с Брижит и о том, сделает ли папа первый шаг к примирению или мне лучше позвонить ему самой. Я избегала этого звонка, но вдруг это единственный способ снова его увидеть? “Не тяни слишком долго”, – говорила Жюльет. Я ощутила жжение в груди, болезненное желание услышать его голос, увидеть, как он заходит к нам в квартиру и развязывает шнурки. Он тратил на все это довольно много времени – снимал куртку, ставил тяжелый портфель. И еще я знала, что он практически всегда отвечает на мои звонки. Раз он не склонен к конфликтам, мне нужно будет просто сделать вид, что ничего не случилось. Я спрошу, как прошел день, что он ел прошлым вечером на ужин, видел ли он последний фильм Одиара.
Поезд дернулся и остановился. Я встала. Перспектива снова услышать его голос грела меня. Да, надо всего лишь набрать его номер. Я идиотка, что столько ждала. Дорога до дома показалась длиннее обычного. Я взбежала по ступенькам и, добравшись до входной двери, вся вспотела.
Я ожидала, что Анук не будет дома, как обычно, и сначала даже не заметила, что она сидит в темной гостиной с опущенными шторами, подтянув колени к груди. Волосы частично закрывали ее лицо. Она подняла голову и смотрела, как я приближаюсь. Что я такого сделала?