– Если ты не против, я хотел бы прежде всего принять душ.
– Не прежде всего. До этого и даже раньше, чем ты сможешь опорожнить свой исстрадавшийся мочевой пузырь, ты должен поговорить с Блисс.
Блисс, конечно, ждала их с нетерпением. Позади нее, выглядывая сбоку, стояла Фаллом, крепко вцепившись пальцами в левую руку Блисс.
– Что случилось? – строго спросила Блисс. – Что произошло?
– Предохранительные меры против инфекции, – сухо ответил Тревайз. – А еще я включу ультрафиолетовые лампы. Наденьте темные очки. Быстрее, пожалуйста. – В ультрафиолетовом свете, добавившемся к обычному свечению стенных панелей, Тревайз стащил с себя влажную от пота одежду, встряхнул и повертел, внимательно осматривая. – Из чистой предосторожности, – сказал он. – Советую то же самое сделать и тебе, Джен. И еще… Блисс, я должен раздеться догола. Если тебе это неприятно, пройди в свою каюту.
– Мне ни неприятно, ни неудобно. Я достаточно хорошо представляю, как ты выглядишь, думаю, что ничего нового не увижу. А что за инфекция?
– Да так, мелочь, – стараясь говорить равнодушно, произнес Тревайз. – Однако, если этой пакости дать волю, она может причинить большой вред человечеству.
68
Официально, согласно содержанию комплекса фильмов с информацией и инструкциями, которые имелись на «Далекой Звезде» и которые Тревайз обнаружил еще тогда, когда впервые ступил на борт этого корабля, ультрафиолет предназначался именно для дезинфекции. Тревайз предполагал, правда, что этот свет является и источником великого искушения, и временами этому искушению уступали, используя ультрафиолет для получения загара, уроженцы планет, где в моде была смуглая кожа. Но для чего бы им ни пользовались, он все равно дезинфицировал помещения корабля.
Корабль покинул планету, и Тревайз занялся маневрами вблизи солнца Мельпомены, делая все, что мог, чтобы не причинить неприятностей и не доставить лишних неудобств экипажу за счет непрерывных поворотов. Тревайз хотел на все сто увериться, что вся обшивка корабля омыта ультрафиолетовым излучением звезды.
Напоследок из шлюза извлекли скафандры и осматривали их до тех пор, пока Тревайз не удовлетворился их состоянием.
– И все это, – сказала наконец Блисс, – из-за мха? Ты же так сказал, Тревайз? Мох?
– Я назвал эту дрянь мхом, потому что она мне его напоминала. В конце концов, я не ботаник. Все, что я могу сказать, так это то, что это – ярко-зеленая растительность, и, вероятно, она может существовать при очень слабом освещении.
– Почему?
– Мох чувствителен к ультрафиолету, и он не может расти или сохранять жизнеспособность под прямыми солнечными лучами. Его споры – повсюду, и он растет в укромных уголках, в трещинах статуй, на нижних сторонах различных предметов, питаясь энергией рассеянных фотонов везде, где есть источники двуокиси углерода.