– Дела – и всякое такое – в Маллингаре… А как нынче доктор?
Голос клерка звучал сипло, как обыкновенно бывало после его визитов в «Дом Лосося».
– Господи боже ты мой! Да лучше некуда: сидит в постели, пьет куриный бульон и толкует о судейских делах с мистером Лоу.
– Толкует о делах?!
– Ну да, а как же! Мистер Лоу живенько записал про то, как доктору проломили голову в парке, – и теперь такое начнется, такое! Хозяин поклялся, что уж изо всех сил постарается, а доктор Тул…
– А кто, кто на него напал? – выдохнул Айронз, порывисто шагнув на ступеньку выше и еще крепче вцепившись в поручень.
– Чего не расслышала – того не расслышала: уж так громко мистер Лоу говорил с доктором Тулом.
– А кто это сейчас поскакал в Дублин?
– Слуга мистера Лоу: он послал с ним записку.
– Ясно, – изрек Айронз, присовокупив почему-то, к недоумению служанки, крепкое ругательство; он перешагнул еще через ступеньку и стиснул перила, словно воин с боевым топором в руке; его перекошенное злобой лицо и затравленный взгляд перепугали девушку чуть не до смерти.
– Да что это такое с вами стряслось, мистер Айронз? – пролепетала она. Клерк, однако, вперив взор мимо нее в пустоту, мерно раскачивался из стороны в сторону, словно не мог оторваться от железного поручня.
– Чему быть – тому и быть, – проговорил он сквозь зубы, сопроводив свои слова оборотом, не слишком уместным в устах церковного служителя. Затем Айронз схватил девушку за руку (его собственная казалась ледяной) и глухо спросил, по-прежнему сверля глазами пространство: – Мистер Лоу еще здесь?
– Да, он и доктор Тул, они вдвоем заперлись в дальней гостиной.
– Шепни ему, Кэтти, да побыстрее: пришел, дескать, человек, хочет сообщить одну важную новость.
– Какую еще новость?
– Новость насчет преступника.
У Кэтти захватило дух; она открыла рот, ожидая подробностей, но Айронз тоном, не терпящим возражений, приказал:
– Беги со всех ног, женщина, и смотри поторопись: малейшая задержка дорого обойдется.
Голос Айронза звучал так, словно он спешил вмешаться в дело, пока ему не изменила решимость.
Девушка, испуганная его внезапной вспышкой, отступила назад, а клерк, без промедления шагнув через порог, с грохотом захлопнул за собой входную дверь. Вид у него был дикий и потрясенный, словно он вскочил среди ночи с постели по сигналу тревоги.
– Слава богу, теперь мне не отвертеться, – пробормотал Айронз, содрогнувшись. Губы его скривила сардоническая усмешка, и на мгновение в нем промелькнуло сходство с великолепным образом Вечного жида, который запечатлел для нас Гюстав Доре: проклятие с осужденного скитальца снято и на лице его – в устрашающем свете Судного дня – блуждает вызывающе-язвительная усмешка.