Вот теперь действительно всё.
Захожу в дом, как пьяная. Ничего не вижу вокруг. Желаю всем доброй ночи и говорю, что устала и хочу пораньше лечь спать. Изо всех сил игнорирую нетерпеливый взгляд маменьки и немой вопрос в её глазах: «удалось или нет?». Снова она за старое.
Уже у самой лестницы ко мне подлетает Энни. Дёргает за рукав.
— Ну что?!
— Что — «что»? — непонимающе оглядываюсь на неё.
— Поцеловал он тебя или нет?
— Энни!! — возмущённо ахаю и вырываю руку.
Роуз за моей спиной хихикает:
— Проспорила, проспорила! А я тебе говорила, что эта дурында великовозрастная — слишком большой тормоз…
— Ну во-о-от!.. — разочарованно тянет Энни. — теперь неделю за Рози уроки делать! Дурочка Кэт, могла бы стараться получше.
— В следующий раз — непременно! Специально ради тебя! — показываю ей язык и взлетаю по лестнице, давя расцветающую помимо воли, даже через все тревоги, сумасшедше счастливую улыбку.
— Предупреди тогда хоть заранее, когда с духом соберёшься! Чтоб я успела снова поспорить! — несётся мне вдогонку. Внизу какая-то возня и возмущённый шёпот:
— И не подумаю с тобой больше спорить, сестрица! Я же видела из окна, как этот граф на неё смотрел, когда прощался. Уж в следующий-то раз он её точно…
Когда добираюсь до своей комнаты, в несколько порывистых движений скидываю платье, бросаю его прямо посреди пола и влезаю в ночную рубашку. Забираюсь под подушку с головой. Для верности натягиваю сверху одеяло. Сворачиваюсь в клубок, как кошка, но и это не помогает успокоиться.
Кожу на груди обжигает прикосновение деревянной розы.
Неделя пролетает незаметно — пожалуй, намного быстрее, чем я бы хотела. Потому что зубрю день и ночь, носа не высовываю из-за книг, но мне всё кажется, что знаю недостаточно и спросят непременно то, что я упущу. Ситуация осложняется тем, что я понятия не имею, о чём могут спросить на собеседовании и какие предметы мне нужны, поэтому на всякий случай повторяю всё подряд — всё, что только было в тех Роновых учебниках, которые за долгие годы одиночества и скуки я выучила, кажется, уже вдоль и поперёк.
Прикосновение к старым потрёпанным страницам доставляет мне особенное удовольствие и хоть немного успокаивает — и я ловлю на них осторожными пальцами отголоски его прикосновений. Тщательно давлю тревогу и мысли о том, как протекает путешествие и где сейчас может быть его корабль.
В день отъезда с огромным трудом убеждаю отца остаться в доме тётушки и не ехать со мной в столицу. Говорю, что я уже большая девочка, а он нужен здесь — присмотреть за работниками, которые уже начали разбирать наш старый дом.