Я почему-то уверена, что он сейчас там — возле Пепельной розы. Снова о чём-то думает. Снова уходит мыслями по дорогам, на которые мне доступа нет. Всегда один, даже если рядом. Нет… даже ещё больше одинокий, когда мы рядом — потому что это одиночество чувствуется острее. Режет меня без ножа.
По лестнице ступаю настороженно. Факелы не горят, но в ускользающих отсветах серого хмурого дня можно увидеть, как прочно, будто влитая, легла живая «заплата». Пепельная роза лечит собою умирающий Тедервин. Вплетается каменным телом в прорехи. Это особенно становится заметно, когда подхожу к дверям в трапезный зал. Они все оплетены колючими ветвями — и отворяются беззвучно сами собой при моём приближении.
Посреди огромного зала могучее древо врастает гигантскими корнями в пол. Не удивлюсь, если они пробили толщу камня до самых подземелий. Ветви не только свиваются живым пологом на потолке — они змеятся по стенам, и я почти уже не вижу свободного места. Всё усыпано бутонами. Но ни одного цветка. Невольно поднимаю руку, касаюсь лепестков розы в своей причёске. Аромат усиливается, он слегка пьянит и этот хмель придаёт мне сил идти дальше. По счастью, боль от падения уже прошла. Но всё равно — ноги с трудом держат, и я еле заставляю себя идти вперёд. Готова в обморок упасть от волнения.
За остатками длинного фамильного стола Морриганов сидит мой муж. Спиной ко мне. Откинулся на спинке стула, вытянув длинные ноги и заложив руки за голову. Перед ним на перекошенной скатерти блюда с нетронутой снедью. Как и я, не проглотил ни крошки.
Тёмные волосы отросли и слегка вьются на жёстком вороте белой рубахи. Мне хочется их коснуться — но не решаюсь.
Дорн оборачивается при моём приближении, не меняя позы. Бросает рассеянный взгляд — всё ещё не здесь, не со мной… а потом замечает меня по-настоящему.
Всё неуловимо меняется. Он выпрямляется медленно, поворачивается ко мне всем корпусом, и тело его становится напряжено, как у хищника перед броском. Я вижу по стремительно изменившемуся выражению чуть прищуренных глаз, что от него не укрылась ни одна деталь моего сегодняшнего туалета. И мои намерения. Которые трудно трактовать как-то по-другому.
— Ты понимаешь, что это чистое безумие? — его хрипловатый тихий голос. В зале больше нет эха. Переплетение ветвей гасит звук. Всё будто камерней… и интимней. Как будто мы не в самом большом зале герцогского поместья, а в диком лесу, потерялись в самой глухой и безлюдной чаще.
Подхожу ближе.
— Напротив. Мне кажется, это самое правильное, что я делала за всё время нашего брака. И… не смей мне отказывать. Хотя бы раз. Ты поклялся, что сделал бы всё, что мог, чтобы спасти моего брата. Так вот я прошу тебя сейчас… помоги мне разбудить Замок пепельной розы! Мы перепробовали все средства. Кроме последнего, — закончила я совсем тихо, почти неслышно. Но я знала, что Дорн услышал.