Запоздало пришла мысль о том, что я даже не спросила его имени. Не успела. А теперь поздно.
Я свернулась клубком под одеялом, спряталась с головой от этого раннего утра, его белесого света и неторопливого переклика пташек за окном. Здесь совсем другие краски и звуки — не как в том мире.
Провела пальцем по правой ладони. Ощущения по-прежнему со мной… но теперь всё ощущается по-другому.
Это новая пустота. И она намного острее и горше прежней. Потому что теперь я слишком хорошо знаю, чего лишена.
Мои руки помнят — и до боли в костях они хотят потянуться и обнять. Кожа горит — так ждёт и просит прикосновения. Настоящего. Горячего. Живого.
Но под этим белым, жестоким утренним светом, под невыносимой ясностью прохладного утра я понимаю со всей очевидностью.
Можно сколько угодно мечтать о возвращении в тёплую темноту, наполненную огненными бликами. Наполненную Тем Мужчиной.
Это всего лишь сон, мимолётная мечта — которая лучше бы никогда со мной не случалось. Потому что теперь во сто крат больнее.
— Эм… ты уже проснулась? — робко окликает сестра.
Я высовываю кончики пальцев из-под одеяла и осторожно сдвигаю его вниз. Только до носа. Одними глазами здороваюсь с Джен и желаю ей доброго утра. Не хватало ещё, чтобы она по моему лицу чего-нибудь эдакое вычитала.
Джен сидит в своей постели на противоположном краю комнаты, обняв колени — тоже всё ещё укрытая одеялом по пояс. Бледная, под глазами круги — тревожно смотрит на меня, будто боится, что я снова исчезну.
Мне вдруг становится стыдно. Я думала только о себе. Сдвигаю одеяло ещё — до подбородка.
— Прости, что заставила поволноваться. Я не хотела, честно!
Джен вздыхает.
— Это ты меня прости. Если бы я не ушла в тот вечер гулять, ничего бы с тобой не случилось. Не могу не думать об этом.
Нет, я всё-таки плохая сестра. Потому что вместо того, чтобы устыдиться, что заставила Джен так переживать, я думаю о том, что какое же счастье, что она в тот вечер так долго гуляла с Сол.
Если бы первой в портал за Тушканом попала сестра… или если бы попали мы обе… что стало бы тогда?
Смелый воин без сомнения бросился бы первой защищать девушку, у которой нет ледяного панциря. И защитил её от всех опасностей. А она… непременно влюбилась бы в него с первого же взгляда. Джен ведь хотела «особенного». А разве может быть кто-то более «особенный» на свете?
Снова непрошенные, снова жгучие — воспоминания. Танец стали. Огни, пляшущие в тёмных глазах. Колкий узор на горячей коже, и я касаюсь его кончиками пальцев — тихо, тихо, чтобы не обжечься. «Так тебе теплее, Ледышка?»