Толпа взревела, а людей стали закидывать обреченных камнями, крича о том, что они нелюди. Но нелюди были не только они… Злобное стадо людей, которые хотят выслужиться перед ликом нашего Господа, чтобы попасть в рай. На половине присутствующих не было креста. Даже на страже я не видел крестов, хотя молились они яростно и с фанатизмом.
— Прекратите! — рявкнул я, а поток камней прекратился, — Дайте им сказать последнее слово! Я вынес самый суровый приговор — сожжение без повешения! Если не хотите, чтобы бог покарал и вас — оставьте ваше действо!
Толпа притихла, а я неотрывно смотрел на обреченные лица осужденных. Женщины плакали, мужчины, стойко сжав челюсти смотрели куда-то в пустоту. И только Альвева смотрела на меня ненавидящим взглядом.
— Прости меня, — прошептал я ей одними губами, — Я сделал все, что мог.
Не дожидаясь моего приказа, стражники бросили факелы на хворост, а тот моментально загорелся.
— Почему без приказа? — накинулся я на начальника стражи. — Почему ваши люди не повинуются приказам святой церкви?
— А чего ждать? — пожал плечами начальник стражи, — Обычно они просят о помиловании, но кто же освободит этих нелюдей? А так быстрее уйдем домой.
Я потерял дар речи. Дело было не только в ордене, оно было в самих людях. Жестоких, мелочных, изворотливых. Первый страшный крик огласил площадь. У Альвевы костер разгорался быстрее всех, как будто ее хворост чем-то облили, чтобы… Чтобы что? Я резко дернулся в сторону ведьмы.
— Покайся! — орал я с трибуны. Виттор, сопровождающий святого отца, сделал шаг в мою сторону, но был остановлен. — Альвева, последний шанс войти в царство божие! Покайся!
По лицу девушки лились слезы, она подняла на меня затравленный взгляд и проговорила, заходясь в горящей агонии:
— Спасибо, святой! — полуслово-полустон сорвался с ее губ, она задыхалась от едкого дыма, — Лучше так, на костер, чем унижение быть одной из наложниц вашего ордена.
Я был поражен ее признанием и не знал как реагировать. Огонь уже добрался до ее ног и сжигал кожу. По площади расползался запах горелой плоти, к крикам Альвевы присоединились и остальные. Я метался, осмысливая услышанное. Мне на плечо легла рука.
— Она — безумна, сын мой, — с сожалением проговорил епископ, горестно вздыхая. — Ей уже не помочь, ее душа отравлена ложью, и все, что она говорит сейчас — попытка пошатнуть нашу веру. Не поддавайся, Антоний. Дьявол следит за нашими ошибками.
Святой отец сделал несколько шагов назад, а я смотрел на костер, где горела Альвева, а вместе с ней в моей памяти снова сгорали тысячи ведьм. Епископ лжет. В стенах этой церкви уже давно правит дьявол. И я должен изгнать его отсюда.