Я покидал казнь с тяжелым сердцем и с зияющей раной потери. Душа скорбела по потерянному ордену. Все что я строил, все, что создавал оказалось оскверненным в угоду тщеславия, а не богу. За мрачными мыслями, я не сразу услышал, что кто-то из толпы требовал моего внимания, пока епископ не толкнул меня посохом.
— Святой Антоний, мы хотим стать инквизиторами! — на меня с надеждой смотрел молодой, долговязый парень, а за его спиной ютились еще четверо, — Жечь ведьм, охранять справедливость, защищать веру…
— Хватит! — отмахнулся я от восторженных, смотря на них и не находя ни одного нужного качества для хорошего инквизитора. Но и отказать им я тоже не могу. — Приходите завтра в обитель. Я поговорю с Вами там.
Я решительным и широким шагом направляясь к лошади. Мысли путались от усталости, я и был готов уснуть прямо в седле, понимая, что все. Резерв моих сил подошел к концу. Просто я уже не в состоянии бодрствовать дальше. По пути к знакомому ельнику несколько раз засыпал в седле, несмотря на тряску. Господь милостивый, как я устал. … Спешившись возле, уже родного, ельника направился к дому. Пусть делают что хотят на ближайшие восемь часов. Сожгу всех нарушителей, когда проснусь!
— Да ну и что что он тебе нравится! Софа, послушай! Я тебе еще раз говорю, то, что он живет с тобой — дурной знак! — взволнованный женский голос доказывал рыжей, что я опасен. Конечно я, ну кто же еще… Господи, ну за что? Я же просто хотел спать… — Софа, послушай! Не отмахивайся от меня! Я знаю, что говорю! Он тебя к себе в гарем хочет уволочь! Мне уже предлагал один! Еле отбилась! Даже замуж выскочила! Лишь бы отстал только!
— Какой гарем? — в голосе Софы слышалась ревность и недовольство. Я невольно улыбнулся и тут же отругал себя за то, что поощряю людские пороки. Я — инквизитор, а значит моя жизнь и любовь посвящены только Богу. — Антоний ничего не рассказывал мне про гарем!
Послышался горестный вздох, а я гадал как так Сэна могла быстро оправиться от тяжелых родов. Кроме нее у Софы никого не должно быть.
— Дура ты! Кто же тебе про него в открытую то скажет! Да вот только вынюхала инквизиция проклятье наше, — злобно отчеканила Сэна, а я прислушался к тому, что она сейчас скажет. — Ты же знаешь, что кто полюбит ведьму, а любовь взаимной окажется — станет бессмертным. Вот они и гаремы разводят держат ведьм в заточении надеясь на что-то! Только сама знаешь, вольная птица в клетке петь не может!
Софа молчала, а у меня весь сон, как рукой сняло. Я решил, все-таки, не заходить внутрь, а послушать что происходит. В голове складывалась мозаика, про плач ангела, исповедь Логота и гарем инквизиции. Казалось бы, абсурд! Инквизитор принадлежит только богу и любовь его обращена только к божьему слову, но слова Альвевы перед казнью… Они не давали мне покоя.