— По какому плану? — прищурился я, решаясь подойти на несколько шагов к двойняшкам. — Так это вот кто рылся в сундуке у Посейдона! И вот кто сдавал экзамены за другого! Так! Быстро признавайтесь! Кто из Вас — племянница!
Лолиты не сдавались. Они молча смотрели на меня, не поднимаясь с пола.
— А если так? — я подошел к ним, поднял на руки и сел вместе с ними на трон, усадив на колени, — Геката, я тебя ругать не буду. Ты комок моих нервов! Кто из них ты?
Ответом мне было протестное молчание.
— А если попробовать так? — я достал из туники огромное ожерелье, усыпанное драгоценное камнями. У обоих Лолит дернулся глаз.
Прекрасно просто! Танатоса стал разбирать смех, когда одновременно две Лолиты бросились на ожерелье с криками: «Отдай! Это моё!»
Я растерянно смотрел на возню на своих коленях и не понимал, как вывести их на чистую воду.
— Гадес! — посреди тронного зала появился Альтаир, раскрыв крылья, и внимательно разглядывая свои когти.
Обе Лолиты тут же спрыгнули с моих колен и понеслись со всех ног к минотавру.
— Любимая! — одну из Лолит он поднял на руки и закружил, усадив на свой локоть. Потом развернулся ко второй и сделал тоже самое. — Мамочка!
— Ага! — ядовито констатировал я, не спуская взгляда с той, кого Альтаир назвал мамой. — Вот ты где! И что с тобой делать?
— Что-то нужно делать со мной, — взвизгнула Катриона, опираясь на руку Танатоса и часто дыша. Под смертной растекалась огромная лужа. Я бросился к жене.
— Гадес, — дернул меня по пути Альтаир. — Ты помнишь…
— Да брысь ты! — рявкнул я, хватая Катриону на руки, посылая Танатоса за Никатой, а сам понес смертную в свои покои. — Сейчас, сейчас, моя хорошая. Сейчас станет легче. Погоди. Подожди.
Я рассеянно поцеловал жену в лоб, перед глазами стояла картина мучений Персика. В ушах стоял крик маленькой богини жизни. Если богиня так перенесла роды, то что же будет с маленькой смертной? Надо что-то делать — надо что-то придумать.
— Вот так, — я аккуратно положил Катриону на кровать, а сам сел рядом, держа ее за руку — Сейчас придет Никата. И все будет хорошо.
— Мне страшно, — прошептала Катриона, впившись мне в руку, — А что если со мной случится то же, что и с Персиком? Гадес, я так не хочу! Так все! Я передумала рожать! Не буду! Не хочу!
— Тихо-тихо! Я здесь, все хорошо, — я обнимал и баюкал смертную. Я понимал, что ей больно, но еще не так, как Персику.
— Гадес, ты только не уходи, ладно? — молила смертная, а я кивнул, и обнял ее сильнее за плечи, — Ты только меня одну не оставляй, ладно?
— Не оставлю, тише, — шептал я, и звал Танатоса. Я просил друга поторопиться.