— Тебе бы обереги обновить! — тормошили меня бесы, когда за окном орал отчаянный петух, разгоняющий ночной морок.
До полудня я чувствовала себя художником — могильщиком. По подсказке книги и бесов я развешивала пучки трав над окном, закапывала странные предметы под порог, рисовала какие-то символы, напоминающие каракатицу.
— Ну все, — обрадовались бесы, чувствуя себя виноватыми в том, что не напомнили.
— Нет, еще не все! — расправила я плечи, вытаскивая из печки старую головешку. — А оберег от идиотов?
«Ведьма принимает с…», — писала я углем прямо на старых досках большими буквами.
— С восьми до… до… — протянула я, поглядывая на деревню. — Двенадцати! Перерыв с девяти до десяти!
«Старикам скидки», — сжалилась я, понимая, что грабить бабушек было бы неправильно.
— Фух! — выдохнула я, радуясь, что теперь защищена — защищенней некуда!
Только я стала укладываться спать, наматывая на себя цепь в дверь постучали. В щель маячила фигура в юбке.
— Женщина, вы по записи? — спросила я, как вдруг за дверью послышалось перепуганное: «Сразу видно, ведьма! Усе прям знает!»
Скоро я талоны выдавать буду!
Нехотя оторвав попу от скамейки, я направилась к двери.
— Вам чего? — спросила я, хмуро оглядывая с ног до головы гостью, что мялась на пороге.
— Прописи! — кивнула женщина, не решаясь зайти в избу. — Все как вы и сказали! Так помогете?
— Так, у меня третий глаз близорук! Он видит лишь смутно! — вздохнула я, как вдруг увидела у нее в руках полотенчико с крынкой и еще чем-то.
Желудок заурчал, требуя законный завтрак.
— Вот тебе, ведьма-матушка! — выручили мне компенсацию за вредность. Ммм! А хлеб свежий!
— Так, в чем беда? — спросила я, осматривая гостью, которая поправила пестрый платок.
— Мужик у меня вечно по бабам ходить! Сейчас вон! К Малуше похаживает! — сокрушалась клиентка. — Надобно мне его от этого дела отвадить! Помогете? А я одеяло соткала, принесу вам!
— Ладно, — согласилась я, понимая, что мне бы еще рубахой разжиться. А одеяло не помешает.
— Малуша живет вон там! По ночам ходит! Вы его отвадьте! — вздохнула обманутая жена, прощаясь и ковыляя к дороге.
Закрыв дверь, я услышала, как кто-то медленно читает по слогам: «Ведьма принимает с восеми… до двенадцати!» Ох, ты батюшки! Втыкуха!
Я отломила хлеб, запивая молоком, на которое у меня была аллергия. Но каким-то чудом здесь она прошла.
— Слыхала, Матрен! Ведьме-то нашей, бесстыдница, восемь мужиков надобно! Али дюжина! Восемь, ежели дюжих, а дюжина, ежели хилых! — слышался бабкин голос. — Вот срамота! Прямо на избе написала! И шоб постарше были!