Мое бесстыдно обнаженное тело покрывали поцелуями, от которых сердце замирало и вздрагивало. Жаркие губы терзали мою грудь, а волна предательского и восхитительного тепла накрывала меня с головой, когда отчаянные поцелуи впивались в мою сочащуюся плоть. «Как же тебе не стыдно!» — простонала я куда-то убегающему сердцу в тот момент, когда поцелуй стал таким поразительно глубоким, что меня чуть не сотрясла дрожь. Скрюченные, как у алчной старухи, пальцы болели от напряжения, в тот момент, когда по моему животу успокаивающе скользила теплая рука, а тревожные поцелуи перешли грань между сладкой нежностью и страстной болью.
Я — кукла… Куклам все равно, даже если их выбросят на помойку. Они равнодушно смотрят с сервантов, пола, столов. Всегда одинаковые, счастливые, красивые и нарядные. Они не краснеют, когда с них снимают одежду, не вырываются, когда откручивают голову или руку, не плачут, когда их бросают на пол…
Мое тело беззвучно умирало, сладко и яростно поднимаясь все выше и выше на заснеженную и слепящую вершину облаков. «Держи себя в руках!» — умоляло сердце, когда я беззвучно и незаметно выдохнула внутренний жар, бесстыдно принимая каждый глубокий и исступленный поцелуй жадных губ, предназначенный другой, счастливой женщине. Сладкий и развратный язык нашел запретную и волшебную точку, с которой начинается мучительная и азартная игра. Он бесконечное число раз скользил по ее поверхности, словно электризуя ее и пробираясь в самое ее сердце и заставлял думать о чем-то сокровенном. Яркий, существующий только для меня свет ударил в глаза, пока тело сотрясало изнутри. Я попала в самый центр этой неистовой яркой страсти, чуть не выгнувшись в сладкой судороге и чуть не захлебнувшись беззвучным экстазом.
Я чувствовала себя воровкой, которая трясется от наслаждения, украв что-то ценное, только что купленное любимыми людьми и хранившееся долгое время под иллюзией недоступности. И в то же время до судорог, боящейся, что ее вот-вот поймают за предательскую, нежную и ласкающую руку на месте страшного преступления.
Из меня как бы вылилась вся кровь, и я почувствовала, что мое тело медленно опускается в звенящую на ветру пропасть.
На мое горло неожиданно легла рука, а меня резко прижало к спинке кресла.
— Вернись! — позвал меня голос, а я смотрела в глаза, наполненные слезами отчаяния. — Я прошу тебя! Просто вернись! Не хочу причинять тебе ту боль, которую причинила мне ты!
Меня снова прижало к спинке, а рука на горле чуть сжалась. Я грудью ощутила его горячую кожу, щекой почувствовала его дыхание и даже услышала тихий стон разочарования и отчаяния. Но я не повернула головы и не опустила глаза. Мой взгляд был устремлен вниз, на серебряную цепочку вокруг его шеи, и я не могла оторваться от нее. И все это время мне казалось, что вижу какие-то странные, но совершенно реальные вещи: белую комнату, сверкающий медальон, закрытую дверь, в которую никто не отважится войти и ледяные глаза. Они были настоящими, в них, словно в раскрытой книге, читалась ненависть и любовь. Пожалуй, такую любовь я бы забрала себе!