Обычные животные живут инстинктами, причём весьма примитивными: еда, размножение и доминантность. Есть ещё материнский, но сейчас он не актуален. У магических животных, тех, которые обладают разумом, посложнее. У той же Зики недюжинные интеллектуальные способности, но она перворожденная, более того, некогда двуипостасная. В этом плане её можно сравнить с морскими драконами. А вот если взять Хозяина Леса — полуразумного волка, то ему присуща такая черта, как тяга к справедливости. Равновесию. Он умеет быть благодарным и благородным, но что-то более сложное от него не стоит ждать.
С людьми вообще всё непросто. Да, основа та же: еда, размножение и доминантность, но есть ещё внутренний поиск себя, моральные конфликты животного и божественных начал и, конечно же, фантазия. Творческая искра. Тяга к тому, чего не знаешь, чего хочешь достичь, познать, создать на этой основе что-то своё.
Так вот, у лиса внутренние ощущения были о-очень непростые. Да, на поверхности лежали инстинкты, но сейчас, когда он растерялся от моей близости и смелости, у него проявилось нечто особенное: желание понять, кто я такая. Не в гастрономическом смысле и даже не в доминантном (кто кого круче), а именно в исследовательском.
А ещё его переполняли изумление, недовольство собственной слабостью, радость, что не умер. В какой-то момент я ощутила, как он… словно бьётся о какую-то внутреннюю стену. Словно он чувствует, что способен мыслить шире, лучше, но забыл, как это делается.
— Тебя зовут Илладар, — проговорила я ему, приблизив своё лицо к его морде. — Вспомни, кто ты!
Наши носы соприкоснулись, он сначала дёрнулся, но сразу же успокоился. Втянул воздух. Его нутро возликовало, что на мне его запах. Он понял, что всё это время я была около него, помогала выжить. На инстинктивном уровне он принял меня, посчитал своей, и это не могло не радовать. Это значит, что первый шаг сделан, и теперь надо достучаться до его истинного сознания, изначальной сути.
Вот только у меня возник вопрос: а мыться-то можно, пока мы до этой сути будем докапываться? Да и переодеться бы, а то ночнушка и одеяло — это не то, в чём хочется ходить целыми днями.
Пока я придумывала, как бы с ним изъясниться по поводу купания, лис зарычал. Проследила за его взглядом, обнаружила закопавшегося Жорика.
— Он — мой питомец, — строго проговорила зверю. — Друг змеи. Он защищал своего.
Вместе со словами я передавала образы, как Зика и Жорка вместе кушают, проводят время, разбираются с дебоширами в Трактире и за его пределами.
Лис впечатлился. Особенно ему понравилась та сцена, где мои отбитые на всю голову друзья расправились с несколькими наёмниками, которые пытались меня похитить. Их подослали враги дяди Ортоса ещё тогда, когда я была ребёнком. Подкараулили в переулке, набросили ловчую сеть, которая истлела ещё на подлёте, ведь на мне был защитный артефакт.