Так, разговаривая, они перебрались через Лезгинку, на которой красовался новый мост, построенный, как сказала Катя, саперами, когда наши войска наступали. Прошли мимо забора и ворот Крахмального завода, из-за которых виднелся полуразрушенный обгорелый главный корпус.
– Его еще не восстановили, – сказала Катя, – вот здесь я работаю. – показала она рукой на маленький, запертый на висячий замок ларек.
– Выдаю муку для рабочих и служащих раз в месяц; торгую повидлом, водкой, папиросами и еще разной мелочью, которую удается получить в райпотребсоюзе. Сельмаг тоже работает, но он обслуживает в основном станичников. Там продуктов, муки, круп и тому подобного совсем не бывает. У нас для заводских рабочих, кроме муки, остальные продукты тоже бывают очень редко. Вот так и живем.
Теперь уж не так голодаем. Умудрилась я купить коровенку… Хоть и плохонькая, а литра полтора молока имеем. Кукурузу садила, картошку. Есть несколько кур.
Недавно кабанчика зарезала… Но было время, когда на одном кукурузном крахмале сидели. Думала, что и не вытяну ребят. Но всё-таки справилась. В последнее время помогли твои посылки, мануфактуру и белье продавала. Это помогло купить коровенку, да и кукурузную муку добывать. Ведь пайковой-то больше чем на неделю не хватает…
Все это Катя рассказывала спокойным, каким-то бесстрастным голосом, как бы просто фиксируя факты и не придавая им никакого значения.
Борис же слушал этот рассказ с ужасом и негодовал на свою беспечность. За время службы в армии он отвык от таких вопросов, как забота о ежедневном питании. Даже во время Ленинградской блокады он знал, что хоть мизерный, явно недостаточный для работающего человека паек, но он его получит. Пусть это будет всего ложка пшенной каши и один сухарь, но они будут. Их выдадут. Кто-то где-то об этом все-таки заботится. Потом, когда он сам стал начальником и ему приходилось думать об организации питания личного состава его учреждения и раненых, находящихся в нем, он знал, что нужно теребить соответствующие органы, и необходимое питание будет. Ну а когда его госпиталь очутился в пределах Германии, тут дело стало еще проще. Фашисты во многих городках и поселках из-за быстрого бегства под ударами наших войск бросали неповрежденными огромные продовольственные склады, как это было в Грауденце, Штольпе, Варене и других местах. Целые стада коров, свиней и множество различных птичьих ферм. Владельцы всего этого (как правило, члены национал-социалистской партии) при вести о приближении Красной армии бежали на Запад – в Швецию, Данию или еще куда-нибудь, захватив с собой драгоценности, деньги и самые необходимые вещи. Немецкие рабочие, оставшиеся в брошенных поместьях, продолжали работать, вырабатывать соответствующую продукцию и складывать ее на складах в ожидании хозяев. Себе они брали только столько, сколько полагалось по установленным еще Гитлером продовольственным карточкам. В некоторых местах склады поместий прямо ломились от продуктов. Эти склады становились военными трофеями, и воинские части, в том числе и госпиталь Бориса, могли брать из них необходимые продукты в любом количестве.