Но вот они подошли к маленькому, в два оконца саманному домику, обнесенному плетнем, и Катя сказала:
– Ну вот и наши хоромы. Сейчас я Полкана привяжу, тогда и проходите.
Во дворе бегала огромная рыжая собака, помесь кавказской овчарки с дворняжкой. Она была худа, лохмата и, очевидно, невероятно зла. Ее злобный лай при виде незнакомого человека дошел до неистовства. Кате стоило немалого труда успокоить разбушевавшегося пса, затащить его в хлевушек, заложить запор палкой и лишь после этого она сказала:
– Пожалуйста, товарищ Полякова, проходите, он теперь не страшен. Они зашли в дом.
Полякова недоуменно остановилась на пороге. Она ожидала увидеть или роскошь, или показную бедность. Но то, что увидела она, ее ошеломило. Детей дома не было. Они, поев, убежали куда-то играть. И Полякова смогла осмотреть все как следует. Всюду выглядывала прямая нищета. Первая часть домика на земляном полу с одним подслеповатым оконцем, остывшей, ничем не прикрытой, местами облупившейся печью, с колченогим столом, такими же двумя табуретками и небольшой лавкой. Полка на стене, почти лишенная посуды, старое ведро с водой, стоявшее на низенькой деревянной скамейке у двери, – вот, собственно, и вся обстановка этой части жилья.
Смущенная Катя убирала грязную посуду со стола и, заглянув на крошечную плитку в стоявший там закоптелый чугунок, заявила:
– Ну, нам повезло. Эла догадалась суп сварить. Сейчас его разогрею, да вон на тарелке мамалыга есть. Чайник вскипячу, чаю попьем. У меня тут на заварку немного настоящего есть. Ребята-то не пьют его, а себя я уж балую. На базаре по чайной ложечке по 20 рублей покупаю. Повидло вот принесла, сыты будем.
– Да вы что остановились-то, проходите в комнату, там у нас чище будет. Ошеломленная Полякова молча прошла во второе отделение хаты.
Оно имело полы, но выглядело ненамного приличнее кухни.
Пока Катя растапливала принесенным из сеней хворостом свою плитку, ставила чайник, разогревала сваренный Элой суп и накладывала на сковородку нарезанную крупными кусками мамалыгу, Полякова осмотрела комнату, в которую вошла. Это была тоже маленькая комнатушка, не более 10 кв. метров. Два окна ее выходили на улицу, а маленькая дверь в противоположной от них стене соединяла комнату с кухней. Около двери у стены, составлявшей продолжение дымохода плиты, стояла старая кровать, накрытая ватным одеялом. Видно было, что это одеяло служило своим хозяевам уже не первый десяток лет. В голове постели лежало несколько небольших подушек, тоже имевших изрядный срок пользования. Очевидно, на этой кровати спали вместе мать и ее две младшие дочери. Старшая, наверно, спала на узенькой, раскладной железной койке, покрытой суконным одеялом, стоявшей у боковой стены комнаты так, что головная часть ее упиралась в подоконник одного из окон.