Дня через три после возвращения из Александровки он перевез мебель на свою квартиру и пока все составил в одной комнате. На этой же мебельной фабрике Борис купил целую машину обрезков бракованных досок на дрова и привез в свой новый двор.
Семья бывшего начальника ОИТК, состоявшая из жены и двух детей, со дня на день ожидала вызова к месту нового назначения ее главы и пока временно поселилась на кухне, предоставив Борису две больших смежных комнаты, прихожую и парадный вход.
Прошло еще три дня. Борис ожидал прибытия семьи. В последний из этих дней часов в пять вечера в его кабинет зашел инспектор отделения кадров Лепешкин и заявил:
– Ну, товарищ Алешкин, сегодня получена телеграмма из ГУЛАГа об утверждении вас в должности начальника медотделения. Это дело необходимо отметить. Бориса немного покоробило это предложение. В период войны он часто употреблял спиртное: была «наркомовская норма» – 100 грамм водки, которая выдавалась ежедневно. После окончания войны эта норма была отменена, и последний год Борис, которого никогда особенно не тянуло к спиртным напиткам, выпивал очень мало, да и то большею частью какого-нибудь немецкого сухого вина.
Тут он понимал, что отказаться будет неудобно.
Денег у него было мало. Идти в ресторан не с чем. Он колебался, но Лепешкин настаивал.
– Не думай, товарищ Алешкин, это дорого не обойдется. Я знаю такое место, где нам подадут недорого и вполне достаточно.
Борис поддался на эти уговоры, и через час они сидели в задней комнате «офицерского» магазина, перед ними стояла бутылка водки и лежала пара кусков хлеба и открытая коробка консервов «бычки в томате».
А еще через час Борис Алешкин, едва держась на ногах, после рвоты, произошедшей сразу же после выхода из магазина, еле-еле полз к своему дому. Он шел напрямки, шагая по сугробам снега, причем иногда ему приходилось помогать себе для передвижения и руками.
Он никак не рассчитывал, что его семья к этому времени уже приедет, а это как раз и случилось.
Катя сумела уговорить райпотребсоюз и свое заводское начальство и освободилась от работы на два дня раньше, чем предполагала. Еще три дня ушло на ликвидацию хозяйства, продажу коровенки и т. п., и на шестой день после отъезда Бориса в Орджоникидзе, она уже ехала с ребятами и вещами, большую часть которых составлял багаж, привезенный мужем, к своему новому месту жительства.
Директор завода даже без особых просьб с ее стороны выделил ей полуторку.
Пришлось заплатить только за потраченное горючее и работу шофера.
И вот в то время как Борис, еле-еле передвигая ноги, бредя по мокрому снегу, а иногда проваливаясь чуть ли не по колено в большие лужи, двигался к своему дому, Катя, выгрузившись в найденной ею с большим трудом по адресу, оставленному Борисом, квартиру, окруженная голодными ребятишками, сидела на куче своего барахла, сваленного посередине большой нетопленной комнаты, и с тревогой думала, как-то они будут жить. В углу этой комнаты она видела сложенную и связанную хорошую новую мебель и, полагая, что эта мебель принадлежит прежним хозяевам, с тоской поглядывала на голые стены своего огромного, как ей казалось после Александровской хатенки, нового жилища.