Проснулся Борис от странной тишины, окружавшей его. Вчера, когда он ложился спать, шла интенсивная артиллерийская перестрелка. Снаряды с характерным свистом и шелестом проносились где-то высоко над госпиталем, разрываясь или впереди в крепости, или где-то далеко сзади, где располагались артиллерийские позиции окружавших город частей.
Сегодня было тихо.
Борис чувствовал себя лучше. Голова не болела, озноб, который мучил его вчера вечером, прекратился. Когда он приподнялся, то почувствовал небольшую слабость и головокружение. Но на такие мелочи в то время внимания не обращали.
Алешкин сел и начал одеваться. В комнате было довольно прохладно, а большая чугунная печка, стоявшая в одном из углов комнаты, была холодна. Около нее лежала кучка дров.
Борис позвал Игнатьича, чтобы приказать ему затопить печку. Однако тот не отозвался. Не вбежал в комнату, сообщавшуюся с кухней и Джек, что он неминуемо сделал бы при звуках голоса своего хозяина.
Борис удивился.
«Куда же они подевались-то?» – подумал он.
И надо сказать, что то, что его оставили здесь одного, его встревожило. Он поднялся, прошел на кухню и, убедившись, что она пуста, вернулся в комнату, растопил печку, поставил не нее чайник, чтобы разогреть, а затем решил пойти в госпиталь и выяснить, в чем дело. Поставив чайник, он вновь задумался.
«А вдруг госпиталь заняли немцы, а его просто не заметили… Проспал госпиталь! Вот это да!» – подумал он.
После таких мыслей ему стало не до чая. Он проглотил кружку еще не вполне согревшегося чая и направился к зданию, занимаемому госпиталем.
По дороге он услышал, как стучит движок госпиталя. Света в городе не было, станция разрушена, и это его немного успокоило.
«Если движок работает, значит в госпитале все в порядке…»
Подходя к ограде, окружающей госпиталь, он увидел, как ко двору подводили и подносили женщин, детей, стариков почти беспрерывным потоком. Большинство из них были неумело перевязаны, видимо, первыми попавшимися под руку тряпками, кое-кто вообще не имел никаких повязок. Все они были очень истощены.
Борис торопливо пересекал двор госпиталя, когда навстречу ему попался Игнатьич с лопатой на плече и с каким-то странным выражением лица. Алешкин встревожился:
– Игнатьич, что случилось? Ты что такой?
Игнатьич смахнул со щеки слезу и печально сказал:
– У нас Джека больше нет.
– Как это нет?
– Да так и нет… Пристрелили его…
– Да кто пристрелил, за что?
– Не знаю, должно быть, кто-нибудь из наших автоматчиков, разведчиков. Они ведь тут по этой части города пути подхода к крепости ищут. Наверно, увидели его, решили, что это немецкая собака и пристрелили.