Он ждал в ее крошечной комнатушке, сидя на полу у стены. Редеющие волосы окаймляли красивый высокий лоб, и от этого зрелища ее захлестнула волна нежности.
Она присела перед ним на полу и оказалась с ним нос к носу. Его тяжелая рука легла ей на колени. Она хотела попросить его убрать руку, как вдруг ее вагина скользнула по ноге и упала между ними, словно выброшенная на берег морская губка.
Запахло солью.
Айо вскочил на ноги и резким движением отстранил Ха за спину. Они молча стояли, уставившись на вагину, соблазнительно темневшую на белых половицах.
— Что за хрень! — воскликнула Ха.
— Ты в порядке? — спросил Айо.
— Не очень.
Айо поднял вагину с пола, и они вместе стали ее рассматривать. Припухлая в нужных местах, морщинистая, блестящая.
— Как будто керамическая, — заметил Айо.
— Нет, намного сочнее. Как ананас с куста. — Айо ткнул ее локтем в бок. — Она живая. На, подержи.
Она слегка хлопнула его по плечу и отшатнулась.
— Сам держи!
— Ты боишься своей пуси?
— Нет!
— Тогда подержи ее.
— Я боюсь.
Обоих разобрал хохот; они смеялись до колик в животе. Ни он, ни она даже не подумали, что не смогут вернуть выпавшую вагину обратно. Айо присел между ее ног. Ха задрала подол. Он аккуратно вставил вагину и подполз поближе — убедиться, что та вошла как надо и края не торчат.
— Айо? — произнесла Ха.
— Да? — Его губы чуть скривились.
— Думаю, раз уж ты там, то можешь туда войти.
— Ну, коли я ее вернул на место, — заметил Айо. — Уже там!
* * *
На Дукуйайе, в определенной части острова, все двери были оснащены самозапирающимися замками, что послужило причиной четырех несчастных случаев, довело семнадцать детишек до слез, и они с трудом уснули, а одного мужчину заставило рассматривать выпиравшую из декольте грудь свояченицы. И когда он попытался ухватиться за грудь, свояченица врезала ему в челюсть. У него выпал зуб и закатился под кровать, где в одну минуту превратился в комок гнилья.
Завьер быстро шагал по пляжу Карнейдж и громко ругался. Он ощущал тяжело нависшее над ним небо, источавшее могучую неукротимую энергию. Влажный песок лип к щиколоткам.
Вы его знаете, вы его знаете!
Да у кого, интересно, хватило дерзости, смелости, наглости петь про него по радио? Назвать его импотентом? И почему? Наверняка никто бы и слова не сказал, если бы он отправился на радиостанцию, стал бы колотить в их дверь и потребовал у Папика-Женолюба предъявить ему певца, музыкантов и автора песни. А заодно он бы и самого Папика взгрел.
Мужчина кто мягкотел. Тебе не нужен мужчина кто мягкотел.
Проклятая песня весь день теперь будет вертеться в голове.