— Но люди лгут постоянно, даже не осознавая этого.
— Да, я знаю. — Романза был явно раздражен.
— Это тебя ранит?
— Зависит от лжи и от дня недели. Какая-то ложь как ожог, какая-то ложь вызывает понос.
— А блевать не хотелось? — Он понял, что это прозвучало жестоко, но иногда он задавал неудобные вопросы.
— Один или два раза было такое. Когда ложь слишком дорого стоит. Когда она мучительна для самого лгущего.
— А!
Лицо Романзы просветлело.
— Как бы то ни было, я знаю, что ты ищешь особые ингредиенты для своих блюд, вот я и пошел за тобой.
Завьер цыкнул зубом и подхватил сумку. Внутри зашуршала записная книжка.
— Все это полная хренотень, вот что я тебе скажу.
Черные глаза парнишки, похоже, еще больше потемнели.
— Почему хренотень?
— Это же тактическая уловка с целью привлечь внимание людей накануне выборов. Интиасара беспокоит лишь это, а всех остальных интересуют только возможность поблудить да бесплатная жратва…
Он резко осекся. Он, конечно, был прав, но чего можно ожидать от этого худющего оборванца — чтобы он разбирался в политических играх? Пора заткнуть свое проклятое самолюбие и просто делать, что от него требуется.
— Значит, ты с ней никогда не встречался, — тихо проговорил Романза.
— С Сонтейн Интиасар? А ты?
— Нет. — Романза уставился на море.
Что он вообще делал в Притти-тауне среди бела дня? Неприкаянные с Мертвых островов обычно прятались днем в лесной глуши.
— Она хорошая, — проговорил Романза.
— Откуда ты знаешь?
— Я не знаю.
Завьер не был расположен к разговору загадками. Романза помахал девчушке, медленно плывшей прочь от береговой линии. Местные дети с младенчества умели плавать, но для этой малышки океан был своего рода приключением, она будто проверяла, утонет она или выплывет из волн. Он подошел к кромке прибоя.
— Не заплывай слишком далеко, малышка!
Девчушка остановилась, извиваясь в воде, как рыбка. Она взглянула на Завьера, потом на горизонт.
Завьер поднял палец, тот самый, которым он всегда привлекал внимание Чсе.
— Твоей маме это не понравится!
Девчушка с досадой цокнула языком и, оттопырив нижнюю губу, вернулась на мелководье. Ему понравилось, как она всем видом демонстрировала строптивость: пухлое личико нахмурено, обрывки водорослей в волосах. Найя могла бы написать о ней стихотворение. На какой-нибудь бумажке, которые она разбрасывала по всему дому, или в одной из его записных книжек с рецептами.
— Она не поплывет на глубину, — кашлянул Романза. — Я слышал, Сонтейн Интиасар очень умная. Преданная. Очень уважает еду, приготовленную радетелем.
Какое ему дело?