— Сколько тебе лет, Романза?
— Девятнадцать.
— А выглядишь моложе.
Он вспомнил себя в этом возрасте: тогда он был убежден, что на Дез’ре свет клином сошелся, в его жизни она была начало и конец, и его как током прошибало ощущение, что все прочие аколиты-поварята отпадали, точно увядшие лепестки цветов. Его единственного она не раз приглашала в свою постель.
«А ты радетель, Завьер? С такими-то необычными руками?»
Романза подошел к кусту, который с виду ничем не отличался от других, что-то от него оторвал и вернулся, на ходу очищая трофей острым как бритва ножом.
— Вот, я хочу, чтобы ты это попробовал.
Он отскоблил длинный шип, дойдя до его светло-пурпурной плоти.
Завьер взял шип и потер между пальцами. Ему было так странно увидеть незнакомое растение. Он его понюхал, потом положил на язык. И вздрогнул, ощутив ледяной холодок.
— Хорош, да? Ты можешь пройти много миль, взбадриваясь двумя-тремя такими шипами.
Завьер языком свернул древесную плоть подковкой, слегка пососав. У нее был цитрусовый вкус, легкий и освежающий, от которого в глотке сразу стало щекотно. Знакомый вкус. Он вынул записную книжку.
— Как грейпфрут, — подсказал Романза.
Да! Но помимо грейпфрута он ощутил слабый, быстро тающий аромат, чье название не смог не вспомнить. Он закрыл глаза, пытаясь отделить вкус от запаха.
Он лежал на животе на бабушкином заднем дворе. День клонился к вечеру. Под кустами легионы жучков готовились сойтись в битве…
— Роза, — выдохнул он.
— Да! А я никогда не мог догадаться.
Завьер стал писать в книжке. Холодные розы в зной. Грейпфрут и крупный песок. Какое же это ощущение? Жаркие дни, дети возвращаются из школы, прячутся под тенистыми деревьями. Облегчение. Да. Простое ощущение: облегчение, долгожданное спасение от зноя. Прохлада речной воды. Тюфяк на полу в затемненной спальне. Холодок простыни под спиной. Он подчеркнул несколько слов, чувствуя, как дрожат его ладони. Надо хорошенько выпарить и подавать блюдо холодным.
Да, такое вполне подойдет для дочурки Интиасара.
Романза передал ему еще один шип, который он тоже пососал. И опять тот же внезапный льдистый холодок, и тот же неуловимый парфюмерный аромат. Белые цветы и хрусткий песок на тарелке. Гортензия? Он облизал полость рта, вымазанную душистым соком, не обращая внимания на Романзу, сообщившего, что он нашел еще кое-что. Одна полная ложка замороженного пурпурного сока из шипа — в завершение свадебной трапезы. Лед успокоит нервы невесты, остудит ее раскрасневшееся лицо и умерит пыл молодого мужа.
Он записал в книжке слово «невинный», потом засомневался. Интиасар, вероятно, принял все необходимые меры к тому, чтобы его дочурка до последнего оставалась безупречным товаром. Но если девушка знала себе истинную цену, тогда что? Она могла быть полной дурой с козьей башкой, но при этом умевшей использовать свое тело как оружие. Она могла быть поумнее его.