Наступила полная неразбериха. Блоуснафт и Лайла орали друг на друга. Микси лежала, обхватив длинными ногами талию потного Гарсона, который продолжал толчками входить в нее и выходить, а она не спускала глаз с лица Арчи.
«Значит, тебе все же удалось вставить свою пусю! Когда надо, ты можешь!»
Арчи гневно вопил. Арчи пришел в ярость.
Даже если бы Анис умудрилась двигаться проворнее, как она могла остановить Арчи, который схватил тяжеленный стол красного дерева и поднял его над головой?
Да никак. Ей оставалось просто наблюдать, как подвел ее дар.
— О, Иисусе! — простонал Гарсон, и его красивые зубы впились Микси в волосы. — О да-а-а…
— Нет! — вскричала Микси. — Арчи! Арчи!
Арчи разломал стол пополам и швырнул обломки на веранду.
Угол столешницы попал Блоуснафту в затылок. Тот свалился с веранды и упал без сознания на траву. Арчи принялся колошматить другой половинкой стола по ступенькам и по полу веранды. По его щекам струились слезы, на него падали щепки и обломки красного дерева, пальцы кровоточили.
Микси спрыгнула с Гарсона.
— Арчи, перестань! Довольно!
— Я же сказал тебе, Микси, что мне это не нравится! Я сказал, что мне не нравится! Но ты меня не послушала. А я тебе сказал: мне это не нравится…
Бодрая мелодия, доносившаяся из радиоприемника, закончилась.
— Перестань себя калечить!
Арчи замер, трясясь от возбуждения.
Анис бережно держала свою пусю, как младенца. Колени Лайлы словно подогнулись под ее весом, и она тяжело уселась на пол рядом. Рита наклонилась над ними, как заботливая мама-кошка.
Из радиоприемника донесся голос диктора, перекрывший шумное дыхание присутствующих:
— Прослушайте важное сообщение офиса губернатора Интиасара. Объявляется двадцатичетырехчасовой запрет на половые акты, запрет вступает в силу немедленно. Под страхом пожизненного заключения запрещается всякая сексуальная активность любого вида, повторяю, любого вида, вплоть до двух часов десяти минут пополудни завтрашнего дня.