, — могла бы она сказать. —
Это пройдет».
— Ты, как всегда, слишком много думаешь, Зав.
Дез’ре наблюдала за ним. У нее все еще были нежные груди.
Он открыл было рот, чтобы ответить, но тут лестница под ее маленькими ногами изогнулась. Она взяла его за руку и сжала.
Он оттолкнул ее, натужно улыбнувшись.
— У тебя же дом гибкий! — Он был рад отвлечь ее внимание.
— Это очень полезно. — Она указала на лестницу. — Пошли!
Он снова засомневался.
— Так много времени прошло, Дез’ре…
Она бросила взгляд через голое плечо. Он не забыл этот взгляд.
— Но сейчас же ты здесь.
Он смотрел, как она поднималась по ступенькам: юбки шуршали по ее бедрам и ягодицам. Пошел следом. Как ей удалось делать так, чтобы всякий, кто ее слышал, решал, что она оскорблена до глубины души и ждет возвращения своего строптивого ребенка? Но он пришел к ней не для того, чтобы покаяться.
Он и сам не понимал, зачем пришел.
В конце концов, он поведал ведунье о своей головной боли и ощущении покинутости. Она предложила почитать дневники прошлых радетелей, хранившихся в главном храме ведуний судьбы. А он и сам давно этого хотел, поэтому приступил к чтению незамедлительно. Дневники стали для него спасением. Сорой писал о внезапных судорогах ножных мышц. Байо — о рвотных позывах, которые донимали его вплоть до того момента, как он научился тушить сочную дичь в мочевом пузыре. Жан-Шон Белга — о необычных аллергических реакциях. Но со временем, по мере того как радетели кормили все больше народу и обучались новым тайнам своего ремесла, все их недуги исчезали.
Почему же Дез’ре его не предупреждала об этом? Ее беспечность его разозлила.
А когда Найя умерла, она никак не отреагировала.
Ступеньки шелестели и дышали.
— Все женщины должны жить в гибких домах, — говорила Дез’ре. — Ведуньи уверяют, что в каждом районе есть хотя бы один такой, но их замечают только фантазеры и писатели. — Она засмеялась — или это смеялся дом? — Смотри под ноги, дом все еще привыкает к тебе.
Они опять пошли вверх по лестнице.
Он кое-что знал о гибких домах — они подстраивались под тебя, двигаясь, как дикие звери, изучая твои повадки. Две комнаты могли в мгновение ока превратиться в шесть, а потом еще расшириться по мере прибытия новых посетителей. Причем очень быстро: для этого требовалось столько же времени, сколько чтобы войти в комнату или выйти, и стоило подумать: где же мои чистые трусы или где моя трость, как эти предметы тотчас появлялись. Считалось, что в гибких домах, где балконы перемещались, а рабочие кабинеты становились оранжереями, не стоило жить старикам.