Гидеон, похоже, знал, где найти смуглого юношу, которого они искали, — тот сидел на земле в тихом дворе, заросшем папоротниками, свесив голову на колени и прижав ладони к ушам, словно боялся, что голова свалится с плеч.
Завьер никогда еще не видел такой буйной листвы, сияющей даже в сгущающихся сумерках. Заросли напоминали лабиринт. Над головой вздымались кроны старых деревьев. Чтобы ухаживать и поддерживать порядок в этом зеленом уголке, потребовалось несколько поколений усердия и труда, любви и денег.
Он уже не верил, что по собственной воле собирался выпустить мотылька, подаренного мальчишкой-рыбаком, — отправить на волю доброго исцеляющего морского бриза острова Дукуйайе. Он рисовал в воображении, как насекомое, этот крошечной летучий токсин с красной головкой, кувыркается в воздухе и тает в вышине, улетая в сторону гор.
— Эй, Данду, — позвал Гидеон, — ты что, спишь?
Смуглый юноша вскинул голову — в его серых глазах метался испуг.
— Добрый вечер! — сказал он.
Мальчуган указал на Завьера.
— Мама попросила привести его сюда.
— Если ты не в настроении… — пробормотал Завьер.
Юноша постучал по правому уху.
— Нет, нет! Прошу вас. Я могу с вами поговорить. Я Данду Брентенинтон, сын Лео. — Он снова похлопал себя по уху, как зверек, страдающий от зуда. А потом погладил мальчонку по голове. — А ты кто? У тебя голос, как у Гидеона.
Мальчонка хихикнул:
— А знаешь, это же наш радетель!
Данду удивленно поднял бровь.
— Правда? Но ведь твоя мать тоже!
— Она женщина. А он мужчина-радетель.
— Знаешь, не думаю, что это большая разница. Спасибо тебе, Гидеон.
Они смотрели вслед мальчонке, который помчался прочь по зарослям.
— Радетель, жаль, что отца нет дома и он не может тебя поприветствовать, он сейчас занят приготовлениями к свадьбе.
Завьер улыбнулся. Как же ему вести сейчас эту беседу, если у него словно атрофировались все чувства? Рука скользнула к ключице и слегка тронула кожу, будто мешочек с мотыльком все еще болтался у него на шее. Он моргнул.
— Радетель!
Он заставил себя ответить:
— Прошу прощения. Я ведь пришел без предупреждения.
Юноша опять стал стучать по уху.
— Нет-нет. Это я должен извиниться. Прошу, извините мое волнение. — Его голос напомнил Завьеру перезвон колокольчиков в храме. — У меня дар слушать, и сегодня вечером мой слух обострен больше обычного. Это пройдет через минуту.