А может, виновата вовсе не Кассандра, и грустная правда в том, что жизнь создательницы «Мэнсфилд-парка» и «Чувства и чувствительности» столь неприметна, не богата событиями («образец счастливого безбрачия»), что и писать о такой жизни особенно нечего. То ли дело биография Сервантеса, Достоевского или Александра Солженицына»! В жизни Остен, в самом деле, почти нет беллетристики, в ней отсутствуют тайна рождения, пылкие страсти, странствия, загадочные повороты судьбы – все то, что делает жизнеописание занимательным, читается как приключенческий или детективный роман, на одном дыхании. «Биографии писателей стали интереснее их писаний», – с грустью замечает в своем дневнике в 1922 году Корней Чуковский[10] – нет, это не про Джейн Остен.
Но бывают ли вообще неинтересные, невыразительные жизни? Тем более жизни людей талантливых, незаурядных? Если перефразировать название популярной у нас книжной серии, то можно было бы сказать, что невыразительны не замечательные люди, а их жизнь в описании ничем не замечательных биографов.
16 декабря 1775 года в семье бывшего выпускника Оксфорда, пастора Джорджа Остена и его жены Кассандры, урожденной Ли, за десять лет до того переехавших из Оксфорда в графство Гемпшир, в Стивентонский приход, появился седьмой, предпоследний ребенок – девочка Дженни.
Про детские годы будущей романистки много не скажешь. Любила, как и другие дети – пятеро братьев и сестра, – отца, человека доброжелательного и чадолюбивого. А также свою кормилицу с соседней фермы. Была неразлучна со старшей сестрой Кассандрой, названной, как и мать; миссис Остен говорила, что, если бы Кассандре отрубили голову, Джейн подставила бы под топор и свою. Когда немного подросла, вместе с матерью и сестрой шила, возилась на кухне, с отцом и братьями – в саду и в огороде. В георгианские времена приходскому священнику приходилось по совместительству быть еще и фермером. По воскресеньям в каменной церквушке XII века, неподалеку от пастората, Джордж Остен читал проповеди, а по будням помогал жене доить коров, столярничал, сажал цветы, корчевал деревья.
Побаивалась матери, женщины властной, энергичной, рачительной хозяйки, при этом литературно одаренной: Кассандра-старшая всю жизнь, даже в старости, пописывала стишки, в основном шуточные, развлекала ими за ужином мужа и детей. Пастор называл жену «моей управляющей», хотя управляющим у суровой супруги был скорее он сам, человек мягкий, покладистый, как теперь бы сказали, «неконфликтный».
С отцом Джейн была близка всю жизнь, делилась с ним, а не с матерью, как у дочерей водится, девичьими секретами. Начав писать, не скрывала от него своих литературных амбиций и пользовалась его столичными издательскими связями, которые он охотно ей предоставлял; тогдашняя «непрестижность», даже неприличность профессии литератора, тем более для женщины, его нисколько не смущала. Матери же сторонилась – и вывела в своих романах целую галерею черствых и нелепых матерей: миссис Дэшвуд («Чувство и чувствительность»), миссис Беннет («Гордость и предубеждение»), миссис Прайс («Мэнсфилд-парк»). Чтобы «почувствовать разницу» в отношении Джейн к отцу и к матери, вспомним чету Беннет из «Гордости и предубеждения». Он – насмешник, молчальник, книгочей, она – глупа, болтлива, самонадеянна.