II, 342–343). Он немного критикует, но скорее всего высказывает пожелания сделать нечто, в чем его остановил осторожный Срезневский.
Интенсивность его работы поражает. А главное – поразительные и достаточно глубокие знания в очень многих областях культуры – античной, древнерусской, западноевропейской, русской XVIII века и современной. При этом работа над диссертацией по эстетике. Но уже не у Срезневского, а у Никитенко. Здесь и древнерусская книжность, и анализ «Федона» Моисея Мендельсона, взятого в контексте немецкой культуры, и разнообразные словари, где в рассуждении об этимологии слов он прибегает то к латыни, то к немецкому, то к французскому языкам, то песни разных народов, то разбор обращения русских ученых к славянским древностям на фоне «разысканий Гримма о немецких древностях» (Чернышевский II, 371), то об историческом значении царствования Алексея Михайловича, то о французской мелодраме Э. Ожье, то о прозе А. Погорельского и т. п. При этом он понимал, что может делать больше и решительнее влиять на русскую духовную жизнь; отцу писал в декабре 1853 г.: «Но я слишком заговорился о журналистике, в которой до сих пор я лицо еще незаметное» (Чернышевский, XIV, 256).
А что же жена? Как и хотела – веселилась. Деньги Чернышевский старался изо всех сил зарабатывать, но помощницы в ней не нашел. Его горечь невольно сказалась в одной из рецензий, где он, разбирая французскую пьесу, заговорил о жене героя: «Жюльен занят своими тяжебными делами (он адвокат) и устройством будущности своей милой жены, своей милой дочери; он говорит об этом с Габриэлью. Габриэль и не слушает его: она мечтает о любви, она тоскует о том, что муж из-за дел забывает о ней. Прекрасно; но заботится ли она сама о муже, думает ли о чем-нибудь, кроме романтических до пошлости прогулок при свете луны? Нет! она только бранит его за то, что он принес в приемную комнату свои “сальные бумаги” (вероятно, для того, чтобы посидеть вместе с нею); у мужа на рукаве оторвалась пуговица, он просит жену пришить ее – Габриэль отвечает, что завтра позовет швею» (Чернышевский II, 368–369) и т. п. Так была построена и его жизнь: он, не разгибаясь в своей комнате, писал, читал верстку, правил, а О.С. принимала гостей и, когда появились деньги, ездила кататься на пролетках. Но он все равно любил ее. Приведенные мною слова – это своего рода проговорка, обнаружение подсознательного.
Он любил свою красавицу-жену, несмотря на ее легкомыслие, и старался приятелям и знакомым показать ее привлекательные черты. Поначалу Чернышевские жили весьма скудно, дорожа каждой копейкой, из 40 рублей, получаемых в месяц за уроки в корпусе, большая часть уходила на стол и квартиру. Всего только два раза побывали они в театре в первый год своей петербургской жизни. Из университетских друзей Чернышевского посещал его Михаил Ларионович Михайлов, поэт и большой повеса. Ольга Сократовна совершенно вскружила ему голову, он написал ей в альбом стихотворение «Портрет», но так, чтобы был понятен платонический характер его восхищения: