За разговором они подошли к экипажу. Эмма не успела ответить, как мистер Найтли помог ей взобраться внутрь. Он неверно истолковал чувства, которые заставили ее отвернуться и сковали ей язык. Ее охватили злоба на себя саму, беспокойство и стыд. Она была не в силах что-либо сказать и, сев в карету, откинулась было назад, но тут же, упрекая себя за то, что не простилась, что никак не ответила, что уезжает в таком несомненном недовольстве, выглянула наружу, чтобы его окликнуть, чтобы помахать ему рукой – но было поздно. Он уже отвернулся, а лошади тронулись. Эмма все оглядывалась, но тщетно, и вскоре экипаж, как показалось Эмме, на невероятной скорости, скатился с холма, и все осталось позади. Эмму мучила невыразимая и едва ли скрываемая досада. Никогда в жизни не была еще она так взволнована, так пристыжена и так опечалена. Это был невыносимый удар. Не было смысла отрицать его слова. Сердце ее разрывалось. Как она могла так жестоко, так безжалостно поступить с мисс Бейтс! Как она могла так уронить себя в глазах того, чьим мнением столь дорожит! И как допустила, чтобы он ушел, не услышав ни благодарности, ни раскаяния, ни хоть одного доброго слова!
Время исцеления не принесло. Чем больше она размышляла, тем пуще расстраивалась. Никогда прежде не была она так подавлена. К счастью, говорить не было надобности. С ней ехала лишь Харриет, которая, кажется, тоже была не в лучшем настроении, усталая и молчаливая, и почти всю дорогу домой по щекам у Эммы лились непривычные для нее слезы, и сдержать их она даже не пыталась.
Весь вечер мысли Эммы занимала лишь несчастная поездка на Бокс-Хилл. Какие впечатления остались у других, она не знала. Может, они, каждый у себя дома и каждый на свой лад, вспоминают их прогулку с удовольствием, но для нее утро оказалось потрачено совершенно впустую. Эмма в нем не нашла никакого наслаждения, а уж вспоминать о прогулке и вовсе нельзя было без отвращения. Весь вечер они с отцом проиграли в триктрак, и это время, по сравнению с утренней поездкой, было настоящим блаженством. Им она поистине насладилась, посвятив батюшке лучшее время суток. Эмма знала, что не заслужила такой слепой любви и полного доверия с его стороны, но была уверена: здесь ее никто ни в чем не упрекнет. Она надеялась, что бессердечной дочерью ее назвать нельзя. Что никто не скажет: «Как вы можете так поступать с отцом?.. Я буду, пока могу, говорить вам правду, это мой долг». А с мисс Бейтс она никогда больше… нет, никогда! Если вниманием в будущем можно стереть прошлое, то у нее есть надежда на прощение. Эмма знала, что виновата: она часто – правда, более в мыслях, нежели на деле – мисс Бейтс пренебрегала, бывала презрительна и невежлива. Но больше этого не повторится. Подогреваемая искренним раскаянием, Эмма решила на другое же утро навестить ее и тем самым положить начало новым, равным и добрым отношениям.