– Из его слов, милая моя Эмма, я так поняла, что…
– А она! Как она могла сносить подобное поведение! Хладнокровно наблюдать, как он у нее на глазах раз за разом оказывает знаки внимания другой женщине, и не возмутиться… Такой степени равнодушия я не понимаю и не уважаю.
– Между ними были размолвки, Эмма, он так прямо и сказал. У него не было времени объяснить все подробно. Он пробыл у нас всего четверть часа да в таком взволнованном состоянии, что за это время почти ничего рассказать не успел, но то, что между ними были размолвки – он дал понять ясно. Они-то, сколько я понимаю, и стали причиной сегодняшних событий и, очень вероятно, вызваны были его неуместным поведением.
– Неуместным! Ох, миссис Уэстон… Это мягко сказано. Гораздо, гораздо хуже, чем просто неуместным! Передать не могу, как сильно он уронил себя в моих глазах. Разве может так вести себя мужчина?.. А как же честность и прямота, строгая верность правде и принципам, презрение к мелочным уловкам, которые надлежит всегда и во всем выказывать настоящему мужчине?
– Позвольте, милая моя Эмма, я за него заступлюсь: здесь он, конечно, поступил неправильно, но я давно его знаю и могу ручаться, что у него много, очень много прекрасных качеств, и…
– Боже мой! – вскричала Эмма, не слушая. – А миссис Смолридж! Джейн чуть не поступила в гувернантки! Какое ужасающее бесчувствие! Так заставить ее страдать, что она чуть не нанялась… что такая мысль вообще пришла ей в голову!
– Эмма, об этом он ничего не знал. Здесь я могу полностью его оправдать. Она сама приняла это решение, не сказав ему ни слова… или же сказав так, что он не придал тому значения. До вчерашнего дня он был в совершенном неведении. Он узнал о ее планах внезапно, не знаю как, может, из какого-то письма или записки. Но именно после этого он и решился немедленно пойти к дяде, все рассказать и положиться на его доброту – словом, покончить с этой тайной, которую они и так слишком долго скрывали.
В этот раз Эмма к ней прислушалась.
– При прощании он обещал мне скоро написать, – продолжала миссис Уэстон, – и, судя по его тону, изложить все подробности, которые не смог сообщить сейчас. Так что давайте сначала дождемся этого письма. Может, оно несколько смягчит его вину. Может, мы поймем и простим многое из того, что неясно сейчас. Не будем же суровы, не будем торопиться с осуждениями. Запасемся терпением. Любить его – мой долг, и теперь, когда один очень существенный для меня вопрос разрешен, я искренне желаю, чтобы все сложилось благополучно, и очень на это надеюсь. Они оба, наверное, столько выстрадали из-за необходимости молчать и скрываться.