Эмма всей душой желала, чтобы догадки Харриет не оправдались. Она надеялась, что теперь, увидев их вместе, сможет хотя бы оценить, действительно ли у подруги есть основания рассчитывать на взаимность. Отныне она будет следить за ними с пристальнейшим вниманием, и как бы слепа ни была Эмма до сих пор, она знала, что теперь-то не ошибется. Его ждали со дня на день. Очень скоро ей представится возможность для наблюдения, и Эмма с ужасом ждала сего часа, а с Харриет твердо решила пока не видеться. Никому из них встречи сейчас не пойдут на пользу, как и дальнейшие разговоры на животрепещущую тему. Она не хотела верить догадкам подруги, пока сама во всем не убедится, но и разубеждать ее пока что права не имела. Разговоры лишь заденут Эмму за живое… Так что она написала Харриет письмо с доброй, но решительной просьбой не приходить покамест в Хартфилд, выразив убеждение, что беседы об известном предмете сейчас лучше избегать, и надежду, что через несколько дней они смогут увидеться – но в обществе, а не наедине, – и держаться так, будто вчерашнего разговора никогда не было… Харриет покорилась, согласилась и поблагодарила ее.
Едва этот вопрос был улажен, как в Хартфилд пришла гостья и ненадолго отвлекла ее от предмета, который занимал все ее мысли во сне и наяву вот уже сутки. Миссис Уэстон только что побывала у будущей невестки и на обратном пути решила заехать в Хартфилд, дабы и получить удовольствие от разговора, и исполнить свой долг перед Эммой, рассказав все подробности сего занимательного визита.
К Бейтсам они пришли вместе с мистером Уэстоном, и он весьма достойно оказал дамам все необходимое внимание. После миссис Уэстон пригласила мисс Фэрфакс на прогулку в экипаже и тогда-то, наедине, и узнала от нее намного больше, чем в гостиной мисс Бейтс, где они все вместе просидели четверть часа в неловкости.
Эмме стало немного любопытно, тем более что дело напрямую касалось ее подруги. Из дома миссис Уэстон отправилась в чрезвычайном волнении. Изначально она хотела просто написать мисс Фэрфакс, а с официальными визитами повременить до тех пор, пока мистер Черчилль не примирится с мыслью о помолвке и всеобщей огласке. Нынче же их визит, на ее взгляд, породит всякого рода сплетни. Однако мистер Уэстон был непреклонен, он положил во что бы то ни стало выказать мисс Фэрфакс и ее семье свое расположение и был уверен, что никаких подозрений визит не вызовет, а если и вызовет, то пускай – такое, как он заметил, все равно не скроешь. Эмма улыбнулась, подумав, что тут уж с мистером Уэстоном не поспоришь. Словом, они решились ехать. При их виде прекрасная дама явно встревожилась и смутилась. Она говорила с большим трудом, а каждый ее взгляд и каждый жест выдавал, как сильно ее мучают угрызения совести. Отрадно и в то же время трогательно было видеть тихое, искреннее счастье старушки и упоение ее дочери, которая от избытка чувств даже несколько притихла. Они обе так бескорыстно радовались, так много думали о Джейн и обо всех других, совершенно позабыв о себе, что заслужили уважение и все самые добрые чувства. Недавняя болезнь мисс Фэрфакс послужила миссис Уэстон прекрасным предлогом пригласить ее на прогулку. Та сначала предложение отклонила, однако в конце концов уступила настояниям. Во время прогулки миссис Уэстон, ласково ее ободряя, помогла мисс Фэрфакс преодолеть смущение и заговорить о самом главном. Разумеется, началась беседа с извинений за столь нелюбезное малословие в первые минуты их визита и заверений в горячей признательности, которую она всегда питала по отношению к миссис Уэстон и ее супругу. Покончив со всеми этими излияниями, они наконец заговорили о помолвке, о ее настоящем и будущем. Миссис Уэстон осталась убеждена, что принесла собеседнице большое облегчение, освободив ее от груза всего, что скопилось на душе за долгое время, да и сама осталась весьма довольна всем услышанным.