– Она с большим возбуждением говорила о том, как мучительно тяжело ей было скрываться все эти месяцы, – продолжала миссис Уэстон. – Вот ее слова: «Не стану говорить, что после помолвки у меня не было счастливых минут, но я с тех пор не знала ни единого спокойного часа», – а губы у нее при этом так дрожали, что невозможно было не проникнуться сочувствием.
– Бедняжка! – воскликнула Эмма. – Стало быть, она осуждает себя за то, что согласилась на тайную помолвку?
– Осуждает? По-моему, никто не способен винить ее больше, чем она сама. «Это решение, – сказала она, – стало для меня причиной нескончаемых страданий, и поделом. Но несмотря на наказание, которое влечет за собой ошибка, ошибкой она быть не перестает. Кара не искупает грехи. Я навсегда останусь виноватой. Я действовала против собственных представлений о правильном и неправильном, и совесть моя подсказывает, что я не заслужила ни сего счастливого поворота событий, ни той доброты, которой я сейчас пользуюсь. Миссис Уэстон, только не думайте, что меня столь дурно воспитали. Не судите по моей грубой ошибке друзей, которые меня растили. Виновата я одна. Уверяю вас, как бы ни складывались сейчас обстоятельства, я с ужасом думаю о том, как мне все рассказать полковнику Кэмпбеллу».
– Бедняжка! – вновь воскликнула Эмма. – Должно быть, любит она его без памяти, а иначе не решилась бы на такой шаг. Видимо, любовь пересилила разум.
– Да. Она, без сомнений, питает к нему очень сильные чувства.
– Боюсь, – вздохнув, ответила Эмма, – что и я немало виновата в ее страданиях.
– Вы, моя милая, не хотели навредить ей нарочно. Но, видимо, все это как раз и привело к размолвкам, о которых нам уже упоминал Фрэнк. Она сказала, что, совершив сие зло, она, естественно, начала вести себя неразумно. Сознавая, как дурно поступила, она постоянно мучилась, она сделалась придирчивой и раздражительной, и, наверное – даже наверняка, – ему тяжело было это выносить. «Я не считалась, – она сказала, – с его характером и его духом – его жизнерадостным духом, с его веселым и шутливым нравом, который в других обстоятельствах, я уверена, непрестанно меня бы очаровывал, как и в нашу первую встречу». Затем она заговорила о вас и о том, сколько доброты вы выказали ей во время ее болезни. Потому-то я и решила, что это все связано. Она покраснела и попросила, чтобы я при первой же возможности передала вам ее благодарность – ее величайшую благодарность – за ваши благие намерения и старания. Ей больно думать, что она так и не выразила вам должной признательности.