Мистер Найтли застал Эмму взволнованной и печальной. Фрэнк Черчилль – просто подлец!.. Затем он услышал, что она никогда его не любила. Пожалуй, Фрэнк Черчилль не так безнадежен… Теперь же она стала его Эммой, она пообещала ему свое сердце, и, вспомни он сейчас о Фрэнке Черчилле, то даже решил бы, что он вполне славный малый.
Как изменилось настроение Эммы за время прогулки! Выходя из дома, она надеялась хотя бы немного передохнуть от страданий, а возвращаясь – трепетала от небывалого счастья, которое, она знала, даже возрастет, когда этот волнительный трепет уймется.
Они сели пить чай – то же общество за тем же столом. Как часто они вот так сидели здесь втроем! И как часто взгляд ее падал на те же кусты, залитые тем же волшебным светом закатного солнца! Но никогда прежде не испытывала Эмма ничего подобного, и ей стоило больших усилий взять себя в руки и исполнять обязанности внимательной хозяйки и заботливой дочери.
Бедный мистер Вудхаус и не подозревал, какое предательство замыслил человек, которого он так сердечно принимает и за которого так беспокоится, не простудился ли он в пути. Если бы мистер Вудхаус мог заглянуть в сердце мистера Найтли, то не стал бы столь волноваться за его легкие, но он и представить себе не мог, какая на него надвигается беда. Не замечая ничего необычного в поведении своих собеседников, он безмятежно пересказывал им все новости, которые узнал от мистера Перри, и довольно болтал о том о сем, совершенно не подозревая, что они могли бы рассказать ему ответ.
Пока мистер Найтли сидел с ними, Эмма была в постоянном возбуждении чувств, но когда он ушел, стала понемногу успокаиваться и остывать. За вечер она столько пережила, что всю ночь проворочалась без сна и в раздумьях о двух весьма серьезных обстоятельствах, которые могли помешать ее счастью. Ее батюшка и… Харриет. Оставшись одна, Эмма почувствовала бремя их притязаний. Как же ей сохранить их покой? В отношении отца ответ нашелся быстро. Она пока что не знала, что попросит от нее мистер Найтли, но, прислушавшись к собственному сердцу, твердо решила, что никогда не покинет отца… Эмма даже всплакнула от того, что вообще позволила себе грешную мысль об отъезде. Покуда батюшка ее жив, речь может идти лишь о помолвке, однако она старалась льстить себя надеждой на то, что отец даже порадуется за ее судьбу, едва только осознает, что угрозы разлуки нет. С Харриет дело обстояло труднее. Как избавить ее от ненужных страданий? Как искупить свою вину? Как не сделаться ее врагом? Эмма ломала голову над этими вопросами, непрестанно терзаясь от жестоких упреков и горестных сожалений… Наконец она лишь укрепилась в своем решении пока что с подругой не видеться и при необходимости сообщаться исключительно перепиской. Эмма подумала, что хорошо бы Харриет вообще на время из Хайбери уехать, и, поддавшись своей любви строить планы, решила, что было бы целесообразно заручиться для нее приглашением на Бранзуик-сквер. Харриет Изабелле нравилась, и несколько недель в Лондоне будут для нее интересным развлечением. Зная Харриет, Эмма была уверена, что ей пойдут на пользу новая обстановка, улицы, лавки и дети. Во всяком случае, этот жест станет свидетельством внимания и доброты со стороны Эммы, а также способом пока что не видеться и отсрочить сей страшный день, который снова сведет их вместе.