«Небось опоили чем… Как бог свят, опоили. Лютым зельем колдовским…»
Это проскрипела старая коровница Пелагея, а Даша ей тогда не поверила: «Мыслимо ли такое? Я думала, он обезумел, а он воли своей лишился!»
А снова голос Алекса вдруг выплыл из глубин памяти, его слова о какой-то тайной власти. Не о тайной ли власти над человеком, над его волею?..
Как это все теперь сходилось в голове – одно к одному, точно осколки разбитого и заботливо собранного кувшина! Да что проку? Даже если склеить разбитое, все равно сквозь трещины будет сочиться вода. Точно так, как уходит из Даши жизнь – медленно, по капле…
Не нужны ей эти догадки, что проку от правды, если она губительнее всякого яда?!
Наконец Даша добрела до своей комнаты. Открыла дверь – и бледно усмехнулась, увидав стройную девичью фигуру, которая металась из угла в угол, стискивая в кулаках концы большого пухового платка, накинутого на плечи.
При виде Даши княжна Екатерина замерла, глаза ее вспыхнули, она уже и рот приоткрыла, готовая что-то сказать, однако Даша ее опередила:
– Платок принесла? Где нашла?
– Что? – не поняла Екатерина.
– Да вон платок, вижу, на тебе тот самый, серый, что я обронила. Только никак не вспомню, где потеряла, куда в нем забрела… Не иначе, во сне ходить я начала!
Екатерина так вздрогнула, что платок соскользнул с ее плеч. Мгновение княжна смотрела на Дашу в упор чуть ли не с ужасом, но вот яркие, синие глаза ее прояснились, а лицо стало спокойным. Даша поняла, что княжна просто не поверила, точнее, не захотела поверить своим ушам, сочла намек пустым бредом, отмела прочь мысль о том, что Даша может о чем-то догадаться, что-то понять. Да и стоило ли ей с высоты того положения, на кое она вскарабкалась, надсаживаясь от натуги, ломая ногти и обдирая руки, обращать внимание на бредни какой-то нищей приживалки!
– Ты в девичьей была? – спросила Екатерина высокомерно.
– А тебе что? – Даша нагнулась, подобрала платок, накинула на плечи – и почти с наслаждением ощутила, как сразу стало ей тепло. – Твоя какая печаль, где я бываю, куда хожу… днем ли, ночью?
Взгляд Екатерины заметался испуганно, однако светская выдержка, привитая ей, была воистину выкована из стали, как броня. Помолчала, потом произнесла с ледяной полуулыбкой:
– Была ты там, знаю. Девки сказывали. Сонька платье мое туда унесла зашивать… дура, кто ее просил! – Броня Екатерины на миг дала трещину, но только на миг. – Из карманчика выпал… вещица одна выпала. Девки божились, что не трогали, а Матрешка вспомнила, как ты что-то с полу подбирала. Отдай.