– Питер, сэр, – тихонько сказал он, словно боясь разбудить пьяного.
Я, вынув притертую пробку из пузырька с нашатырем, взял со стола стакан воды и капнул десять капель раствора, после чего размешал содержимое указательным пальцем, затем подумал и капнул еще три капли.
– Бобби, ты меня извини, – просительным тоном сказал я, – но не мог бы ты постоять за дверью, чтобы я привел твоего папу в чувство, а ровно через десять минут заходи. Вот – следи за временем.
Я снял с запястья свой позолоченный хронометр и выдал его мальчишке.
Бобби вышел за дверь, углубившись в созерцание новой для него «штуки».
– Питер! – рявкнул я так, что зазвенела посуда, – я принес тебе виски! Вставай!
Для верности я потряс его за плечо.
– Что? Кто? Майки – ты? – Питер приподнял голову и попытался удобнее сесть, судорожно уперев руки в подлокотники кресла.
– Пей это! – сказал я тоном, не допускающим возражений.
Тот, еще не придя в себя после алкогольного сна, схватил стакан и опрокинул его в горло за два глотка, правда, под конец закашлялся.
– Какого Хиуса? – прохрипел он. – Что это?
– Волшебный эликсир, – кивнул я, забирая стакан.
У него начались спазмы, и я пододвинул к нему помойное ведро, а сам налил еще воды из крана обнаруженной тут же раковины.
Питера вырвало, а я замешал новый раствор.
– Пей, – сказал я ему прежним приказным тоном.
– Иди к Змею! Я не буд…
Я, резко поставив стакан на стол, врезал ему под дых, не сильно врезал.
Тот вновь захрипел, ловя грязным ртом воздух, но стакан из моих рук взял и, как только отдышался, начал судорожно пить, проливая на лицо.
– Ты не Майки, – наконец просипел он. – Ты коп?
– Да, я коп, – соврал я, – и я хочу, чтоб ты выслушал меня очень внимательно, так внимательно, как слушал бы приговор судьи, которого ты пока можешь избежать! Кивни, если понял!
Тот кивнул.
– То, что у тебя умерла жена, не означает, что ты можешь обгадить собственную жалкую жизнь, а уж тем более ты не имеешь никакого права портить жизнь своего сына! Он не виноват в твоих слабостях! Понял? Он хороший парнишка, и из него еще может получиться отличный человек, если ты на него не наблюешь так же, как в это помойное ведро! Это понятно?!
– Откуда ты знаешь про Анну? – Он смотрел на меня, вытаращив глаза.
– Я – сиблинг, и я многое знаю! – резко ответил я. – Завязывай бухать, у тебя ребенок растет! А ты работу можешь потерять, придурок! И сын твой вольется плавно в уличную преступность, которой у нас богато! И его грохнут где-нибудь в доках или в Уркарде! А ты сдохнешь от белой горячки на помойке!
Теперь он смотрел на меня уже с неким священным ужасом, видать, после слова «сиблинг».