О, кто та Дева в наряде белом?
Войдите в воду.
То, верно, дети Израиля.
Господь вмиг воду сию возмутит…
Мисси сворачивается в клубочек и кладет голову мне на колени — точно так же она делала, когда мы были еще детьми, а я забиралась к ней в колыбельку, чтобы утешить ее посреди ночи. Она становилась ласковой лишь тогда, когда сильно пугалась и не хотела оставаться одна.
Я глажу ее по тонким волнистым волосам, закрываю глаза и напеваю себе под нос мелодию, пока и песня, и ночь не ускользают от меня…
Просыпаюсь я от собственного имени.
— Ханни! — зовет кто-то сиплым голосом. — Ханни!
Я резко сажусь. Прислушиваюсь. Мисси беспокойно ерзает, но потом снова разваливается у меня на коленях и засыпает. Ирландец тоже затих. Неужели голос мне почудился?
В окно сочится первый, слабый свет. Меня охватывает страх. Сколько нас тут продержат и что будет дальше? Страшно и подумать!
— Ханнибал! — снова зовет голос. И тут я его узнаю! Только один человек на всем свете мог меня так назвать. Но откуда ему тут взяться? Выходит, я и впрямь грежу наяву. Но все же я поднимаюсь с койки, хватаюсь за решетку руками, подтягиваю подбородок к окну, чтобы выглянуть наружу и узнать, что же это за сон такой.
Кто-то стоит в утреннем полумраке с веревкой в руках. К веревке привязан ослик, запряженный деревянной двухколесной повозкой.
— Гас Мак-Клатчи?! С корабля?
— А ну тихо! Не подымай шума! — шикает он на меня, вот только, кроме него, в моем сне нет больше ни души.
— У тебя для меня послание? Тебя Господь прислал?
— Сомневаюсь, все-таки религия — это не мое.
Неужто Гаса тоже бросили за борт вскоре после меня и винт разорвал его в клочья? Неужели сейчас передо мной, по колено в тумане, стоит призрак Гаса Мак-Клатчи в обносках и широкополой шляпе?
— Ты призрак, да?
— Впервые об этом слышу, — бросает Гас. Оглянувшись, он подводит осла поближе к стене, забирается ему на спину и приникает к окну.
— Что ты тут делаешь, Ханни? Уж и не думал тебя повстречать среди живых-то. Думал что, после того как этот мужлан, Мозес, тебя за борт швырнул, ты утоп в реке.
Я вся содрогаюсь от воспоминаний. Кажется, будто над головой снова смыкаются волны, а штанина опять цепляется за огромное утонувшее дерево и оно тянет меня на дно. Я снова чувствую на щеке дыхание Мозеса, а его губы вновь касаются моего уха. «Плавать умеешь?» — рычит он.
— Я не попал под винт и доплыл до берега. Пловец из меня не ахти, но мне повезло.
— Я, это, как увидел вчера, как тебя арестовывают, сразу же тебя узнал! Ты еще был с каким-то белым туповатым здоровяком. Я все в толк не мог взять: