Мышцы в руках и ногах у нее подрагивают от натуги, а когда она добирается до середины, полка под ней прогибается. Вскоре ей попадается та самая книга, которую она, видимо, искала — толстая, увесистая, — и Джуно-Джейн достает ее, прижимает к себе, а затем возвращается к краю полки, где деревянные перекрытия выглядят более прочными.
Она начинает спускаться: сперва перекладывает книгу на полку ниже, потом встает на нее сама. Так она добирается до нижних полок. Но когда она в очередной раз кладет книгу, та вдруг соскальзывает, точно кто-то ее подтолкнул, и падает на пол. Она летит, кажется, целую вечность, ныряя то в свет, то во тьму, а потом ударяется о половицы, и звук этого удара сотрясает стены и вырывается далеко за пределы библиотеки.
Я слышу, как наверху кто-то завозился.
— Седди-и-и! — истошный вопль хозяйки вспарывает меня, точно кухонный нож. — Седди-и-и! Кто там шумит? Это ты? Отвечай немедленно! Девчонки, кто-нибудь, помогите подняться с постели! Усадите меня в кресло!
Над головой слышится топот и стук открываемой двери. Служанка торопливо спускается с чердака и бежит по коридору второго этажа. Хорошо еще, что хозяйка сама встать с кровати не может, чего никак не скажешь о Седди. Она уже, наверное, успела схватить ружье и готовится дать воришкам отпор.
— Матушка? — я узнаю голос мисси Лавинии. Но что она делает здесь? До конца весеннего семестра в Женской школе Мелроуз в Новом Орлеане, где она учится, еще далеко. Даже очень.
Джуно-Джейн хватает книгу и проворно выскакивает в окно, позабыв о плаще. Забывает она и закрыть за собой раму, но это мне только на руку: так я смогу сбежать отсюда тем же путем. Вот только сперва надо плащ забрать — если хозяйка его увидит, она мигом узнает работу Тати и начнет нас расспрашивать о случившемся. Если я только сумею его унести, закрыть окно, а заодно и загнать ногой лампу под стол, то дело, может, и обойдется. Библиотека — последнее место в доме, где они станут искать вора. Обычно ведь крадут еду или посуду из серебра, а вовсе не книги. Если повезет, то пятно воска на ковре обнаружат лишь через несколько дней. А если прислуга счистит его без лишнего шума, будет и вовсе прекрасно.
Я прячу плащ под рубашку, пинаю лампу, и она закатывается под стол. Когда мой взгляд падает на перепачканный ковер, я взываю к Богу: «Господь Всемогущий, молю, помоги! Я не хочу умирать так рано! Я хочу выйти за достойного человека! Родить детей! Стать хозяйкой своей земли!»
В доме становится шумно, точно на поле брани. Люди бегают из комнаты в комнату, кричат, хлопают дверями, повсюду суета. Такого переполоха не было с тех самых пор, как янки на своих лодках впервые припыли сюда по реке и начали обстреливать все, на что только взгляд падал, а нам пришлось прятаться по лесам.