— Чего ты такой смурной, Федя,? — шепнул ему на ухо брат Александр. — Чай, не на похоронах! Сестру замуж отдаем.
Федор хотел было ответить, но осекся и, махнув рукой, потянулся за чаркой.
Когда молодые рука об руку ушли в уготовленную для них горницу, гости продолжили веселое застолье, а Никита Романович, натянуто улыбаясь, вышел из-за стола и двинулся по лестнице наверх, видать, к себе в покой, где занимался хозяйственными делами. Федор, откинув на стол рушник, бросился следом за ним.
И там, за кованой дверью, в полутемной горнице, где отдаленно слышался шум свадебного гуляния и песни, Никита Романович сидел за письменным столом один, в тишине. Свечи он не зажигал, и его лик слабо освещал льющийся из окна свет луны.
— Садись, сын, — пригласил он Федора к себе. Тот уселся напротив отца.
— Вижу, ты о многом хочешь меня спросить. Спрашивай, — молвил Никита Романович, укладывая руки на резные подлокотники кресла.
— Почто согласие дал на брак с Годуновыми? Разве не первые они нам враги? — спросил тихо Федор.
— Теперь нет. Враги нам ни к чему. А вот верные друзья надобны. Ныне с Годуновыми мы родни и действовать будем заодно.
Федор, вперив в отца пристальный взгляд, молчал, не зная, что ответить.
— Нагие с их новорожденным Дмитрием куда более опасны, чем Годуновы. Вот кого первым делом следует отослать прочь из Москвы, — продолжал боярин.
— Не доверяю я им, отец. Что, ежели после смерти государя Годуновы падут? Ведь есть Мстиславские, есть Шуйские… Разве позволят они Годуновым взять над собой верх? Ты, батюшка, все ли верно просчитал?
— Верно или нет — время покажет. Но враждовать с Годуновыми нам не след, — заключил Никита Романович. — Одно могу сказать точно — Борис дюже силен! Придется постараться Мстиславским и Шуйским, дабы его скинуть! Держись подле него, сын, во всем помогай ему и братьев на то наставляй.
— Так ли Борис честен с тобой, как ты ему доверяешь? — съязвил Федор, отвернувшись.
— И того до конца не ведаю, но знаю одно — Богдан Вельский к нему в друзья подбивается.
Сказал и замолчал тут же, а Федор даже на мгновение подумал, что сие ему послышалось, и, тряхнув головой, вопросил с удивлением:
— Ты и Богдашке теперь доверять будешь так же?
— Богдашка нам нужен, покуда государь жив. А после… — возразил Никита Романович. Федор не верил своим ушам. Он глядел на отца, сидящего в резном кресле, укрытого тьмой, и, кажется, впервые осознал для себя его коварство и изворотливый ум. Теперь все, что происходит при дворе, — обо всем отец будет знать, на многое сможет влиять, и ныне он всегда будет на шаг впереди, чем Нагие, его главные соперники. И ради всего этого отдал он под венец Ирину, любимую дочь свою…