Вопрос был уже решен, и над Восточной Европой вновь возник кровавый призрак скорой войны, которая начнется, вероятно, едва союз Англии и России будет подписан. Осталось лишь скрепить его браком — Вельский настаивал, дабы королева сообщила, есть ли у нее другие родственницы, и ежели да, то пусть пришлет их портреты.
— Государь нас желает самолично приехать в гости к своей сестре, королеве английской, и там жениться на одной из принцесс, — заверял Боуса Вельский.
— Но я слышал, что ваш государь серьезно болен, — лукаво прищурился Боус, — посильным ли окажется для него этот путь?
— Государь наш здоров, — настаивал Вельский, исподлобья глядя на посла, — осталось лишь слово за королевой…
* * *
В Новоспасский монастырь Никита Романович прибыл тайно, когда обитель еще была укрыта тьмой предрассветного зимнего утра. Величественный, в распахнутой шубе, он, сняв шапку, перекрестился перед собором Преображения и, велев страже остаться снаружи, медленно спустился в подклет собора. Монах, что встретил его, спешил отворить перед боярином двери и зажечь на его пути свет…
В подклете царили полумрак и необыкновенная тишина, словно весь внешний мир со своим вездесущим гомоном и шумом куда-то исчез. В темноте под низкими сводчатыми потолками виднелись массивные надгробные плиты — здесь Захарьины хоронили членов своей семьи. Медленно шагая меж белокаменных надгробий, Никита Романович придерживает широкие полы своей шубы. Могилы отца, дядьев, деда, прадеда… В дальнем углу виднелись очертания надгробных плит братьев, Данилы Романовича и Василия Михайловича — они покоились рядом. И близко от них еще две могилы — двух жен Никиты Романовича, Варвары Ивановны, урожденной Ховриной, и Евдокии Александровны, урожденной Горбатой-Шуйской. Варвара была женой Никиты Романовича меньше года и умерла совсем еще юной девочкой, Никита Романович до сих пор помнил ее улыбку, копну светлых волос, лучистые глаза… Но судьбой его жизни стала Евдокия, прожившая с ним большую часть его жизни и родившая боярину детей. Никита Романович, наклонившись, бережно огладил надгробный камень, ощущая пальцем выбитую на нем надпись с именем умершей и днем ее смерти. Меж плитами Евдокии и Варвары осталось небольшое пространство для будущей могилы — Никита Романович велел похоронить себя здесь…
За дверью послышались шаги — кто-то торопливо спускался по лестнице. Заложив руки за спину, Никита Романович встал перед входом и, когда дверь отворилась, произнес полушепотом:
— Здравствуй, Борис Федорович.
— Здравствуй, — ответил Годунов, вступая в подклет.