Финишной черты впереди все не видно. Взлетная полоса — гладкая, блестящая и ровная, но Кирихара высоко поднимает колени, чтобы не споткнуться. К оркестру огнестрельных инструментов, надрывающемуся вблизи ангаров, добавляется подспудный, едва уловимый шелест колес. Какой там был план? Забрать оттиски и переждать? Глядя через плечо, Кирихара думает, что если Рид выжидает за углом, чтобы эффектно появиться, то вот самое время это сделать!
Кирихара бежит, бежит, бежит — и на сто двадцать восьмом шаге понимает, что не имеет ни малейшего представления, а куда он, собственно, бежит. Вертит головой: там — дым и огонь, тут — «Аль-Шамед» и Картель, здесь — кладбище машин: версия 2.0 перестрелки на дороге. Ни знакомых лиц, ни надежных укрытий. Черт побери.
Ноги начинают уставать. Метрах в двухстах виднеется стоянка монструозного аэропортного оборудования: тягачи, деайсеры, транспортеры — ни на чем из этого далеко не уедешь, а со знаниями Кирихары в автомобильном искусстве — ничто из этого еще и не заведешь, но…
В этот момент боковое зрение сигнализирует о том, что нужно повернуть голову налево. Слева машинка сбрасывает скорость, чтобы ехать ноздря в ноздрю с Кирихарой, и это практически унизительно. Еще более униженным Кирихара чувствует себя в тот момент, когда вглядывается и видит положившего одну руку на руль инспектора Арройо.
Арройо приветливо улыбается, как улыбался каждое утро в каждой из конспиративных квартир. Отличие только в том, что ни на одной из конспиративных квартир Арройо не таранил его бампером в бочину.
Удар роняет его на асфальт и пару раз прокручивает в центрифуге. Больно везде. Сделав три тулупа, Кирихара распластывается на асфальте, прижимая к себе аптечку, как единственного ребенка. Жив? Жив. Уже хорошо.
Колесо сансары делает оборот: сначала ты сбиваешь людей, едущих на гольф-карах, потом люди, едущие на гольф-карах, сбивают тебя.
Слышно, как хлопает дверь. Отлетает Кирихара недалеко, у него от силы пять секунд на то, чтобы принять решение, и, выбирая между «встать» и «вытащить пистолет», он останавливается на последнем. Бедро… целое. Переломанные кости внутри не грохочут — и на том спасибо. Ну, инспектор Арройо всегда был очень заботливым.
А еще — безгранично вежливым:
— Здравствуй, Эллиот.
Кирихара пытается отдышаться, но с ноющими от малейшего движения ребрами это оказывается сложно. Он разглядывает светлые носки чужих мокасин. В шести футах над уровнем этих мокасин раздается:
— И что же у тебя там такое в руке, Эллиот?
— Это? — уточняет Кирихара, с большим трудом выпрямляясь. — Пистолет.