Пришло долгожданное лето 1982 года, а вместе с ним — самая страшная и самая трудная, потому что первая, летняя сессия на юридическом факультете. Однако, эта сессия, которой всех студентов пугали с начала учебного года, ко всеобщему удивлению, прошла без особых потрясений — и даже самый «страшный» преподаватель советского государственного права Александр Павлович Власов, парторг университета (по существу, тот же замполит в армии), несмотря на всю строгость во время семинарских занятий по отношению ко мне и Олегу Коробкову, с которым мы уже хорошо сдружились, поставил нам обоим по «отлично». Не знали мы тогда и, конечно, не могли знать, что Судьба вновь сведет нас с Александром Павловичем, но совершенно в иных обстоятельствах. А дело было так.
С Олегом Коробковым, студентом из Новосибирска, мы сошлись на первом же курсе на почве туризма. Олежа был заядлым туристом, и каждое лето, как заведенный, уезжал на турбазу «Алтай» в Бийск, где работал проводником туристических групп в Горном Алтае в течение почти всего лета. Впоследствии к этому достойному уважения занятию он приобщил и меня, о чем я еще расскажу чуть позже. Но была еще одна вещь, один предмет, который нас объединял: это — безграничная любовь к литературе.
Однажды Олег предложил мне на одной из скучнейших лекций доцента Адиханова написать роман про трагическую историю старого зоофила Африканыча, полюбившего «неземной» любовью свою козу Зорьку и павшего вместе с ней от рук проклятого злыдня, сексуального маньяка, зоотехника Арнольда. Не знаю, где подсмотрел или подслушал эту поучительную историю Коробков, но только ничего более идиотского и абсурдистского я в жизни не встречал. Писать было решено на самых скучных лекциях: у Адиханова — по экологическому праву, у Тена — по гражданскому праву и у Федосеева — по гражданскому процессу. И пошла работа, кропотливая литературная работа, про которую Владимир Маяковский так хорошо сказал в свое время: «Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды!»
Мы работали, как одержимые, охваченные литературной «горячкой»: абзац — Олег, абзац — я. Наконец, это бессмертное произведение было написано, и мы решили на лекции Тена целиком прочитать его, чтобы составить целостное впечатление об этой «классике нового времени».
Да, «Манькина любовь», действительно, впечатляла галереей тщательно прописанных образов и характеров, брала за душу «величественной» панорамой сельской жизни современной советской деревни! Особенно потрясала своим трагизмом сцена, когда несчастный Африканыч, склонившись, рыдая, над бездыханным телом жестоко изнасилованной и убиенной Арнольдом козы Зорьки, с криком бедолаги Карандышева из «Бесприданницы»: «Так не доставайтесь же вы никому!» — ударом серпа, в одно мгновение, оскопляет себя. Дописывая эту жуткую кровожадную сцену, мы чуть оба не заплакали от жалости к несчастному старику, потерявшему свои «драгоценные» яйца во имя Великой Любви к животному; захотелось просто зарыдать во весь голос на этой маразматической, просто «отстойной» лекции Леонида Васильевича Тена, который с невозмутимым видом Далай — ламы рассказывает нам о каких — то никому не нужных поставках. Причем здесь поставки, пени и прочие неустойки, когда здесь кипят такие нешуточные страсти!