Этот старик – мой дедушка, Арне Бьёрнебу. Казалось, он несет на себе все годы, прожитые на острове. Долгое время я пытался представить его лицо со шрамами от огня. Этот образ преследовал меня в ночных кошмарах, где сплетались страх и любопытство. И вот теперь когда я смотрел на него, то испытывал нечто вроде нежности, представляя, сколько боли и одиночества принесли эти шрамы моему деду. Я увидел, что по щекам Элизы текли слезы, и понял, что она думает о том же, о чём и я.
Мы ели баранину, приготовленную на березовых ветвях, и дравле: Суннива переняла рецепт этого десерта у своего отца.
– У тебя получается намного лучше, – улыбнулся папа.
Я молча доел дравле и перевел взгляд с безучастного морщинистого лица деда, которого Суннива терпеливо и аккуратно кормила с ложки, на противоположную стену, где висел чудовищный трофей: голова рогатой козы, грубо прибитая к старой деревянной доске. Когда и отец увидел ее, он побледнел.
– Пернилла! – воскликнул он.
Суннива посмотрела на чучело, рассмеялась и кивнула. Она сказала, что коза составляет ей компанию на острове.
Несколько раз обед прерывался из-за того, что Сунниве нужно было проверить маяк. После смерти дяди Эйнара она взяла эту обязанность на себя – дед уже давно был не в силах работать.
– Хочешь, помогу тебе? – предложил мой отец. – Думаю, что до сих пор помню, как это делать.
Он как будто удивился собственным словам.
Потом мы отправились к могилам. И пока мы шли под палящим солнцем, я подумал, что остров совсем не такой, как я его себе представлял: ни лучше, ни хуже – просто другой. Я родился и вырос в северном лесном Эльверуме, и потому в моем воображении остров был скорее небольшим лесом посреди моря. На самом же деле он больше походил на самодельный плот, плывущий по течению. Дикий каменистый остров без деревьев. Хрупкий и беззащитный. Потому что некому было его защищать. Элиза смотрела по сторонам, стараясь запомнить каждую деталь, чтобы сохранить этот остров в памяти и оставить его себе навсегда. У нее была эта особенность: запоминать пейзажи или предметы и еще долго находиться под впечатлением от увиденного.
Мы подошли к одинаковым надгробиям, покрытым диким вьюнком и убеленным цветами ежевики.
Здесь покоилась Гюнхиль – далекая, неземная, живущая только в воображаемых воспоминаниях отца, и Эйвинд – папин старший брат, которого он помнил молодым и живым. Средний брат Эйнар был похоронен справа от них. Я стоял в тишине и думал, каким бы словом я мог описать дядю, покидая его могилу и оставляя вечно молиться за нас.