В те летние дни, когда Элиза гостила на острове, она становилась мостиком между Сверре и той единственной, прекрасной частью большого мира, по которой он скучал здесь, – культурой. Сверре почувствовал, как что-то дрогнуло и закололо в груди. Он не стал дальше перебирать воспоминания и тревожить прошлое.
– Ну и конечно, определенная часть нашей так называемой интеллигенции на протяжении многих лет не пропускала в печать рассказ твоей кузины. А написан он был, как я понимаю, в 1888 году, – сказал Бундэвик.
– Всё верно.
– Тему Суннива выбрала слишком смелую и неудобную. И журнал, опубликовавший ее рассказ, тоже проявил определенную отвагу. Но сейчас – к счастью, и, надеюсь, ты разделяешь мою позицию, – мы живем в другое время. Женщины могут открыто высказывать свои идеи, а вскоре они получат право голоса! Наконец-то! Их права признали, женский труд оплачивается, а мужья больше не могут называть себя хозяевами своих жен. И в этом есть и заслуга Суннивы Бьёрнебу.
Сверре спустил девочку с колен и вручил ей маяк, который только что вырезал из дерева. Восторженный взгляд ребенка был для Сверре наградой.
– Ступай. – Он погладил малышку по голове и подождал, пока она уйдет. – Ты говоришь, мы живем в другое время. Возможно. Посмотри на этот маяк. По ночам мой дедушка просыпался каждый час, чтобы подрезать фитили. Теперь лампы позволяют нам спать почти всю ночь. Линзы вращаются и стали такими мощными, что свет маяка виден теперь на очень далеком расстоянии. Времена меняются, дорогой Бундэвик, но не для всех. Надо, чтобы таких женщин, как Элиза и Суннива, стало больше, – но этого всё равно будет недостаточно. Мы думаем, что обрели справедливость, но в стенах многих домов все наши достижения рассыпаются в прах и мужчина снова становится хозяином.
Бундэвик долго смотрел на друга. И хотя он не совсем понимал, что тот имеет в виду, он видел на его лице следы боли – всё еще не угасшей. И не стал его расспрашивать.
– Суннива, ты там? Наверху?
– Поднимайся. Только осторожно на лестнице!
Элиза вышла из узкого коридора, который вел на галерею маяка. Она стояла в полный рост, а между ее головой и дверным проемом еще было пространство. Суннива в этом месте всегда пригибалась – она была гораздо выше многих мужчин, даже крупных, но рост будто бы тянул ее к земле, и она всегда сутулилась.
– Боже мой! Может, лучше не надо?
– Подожди. – Суннива взяла ее за руку.
– Нет, правда. У меня кружится голова.
– Иди не спеша. Держись за меня.
Галерея представляла собой деревянную площадку с тонкими железными перилами, висящую над пустотой. С высоты строения под маяком казались игрушечными. Со всех сторон – вода, то тихая, спящая, то взволнованная быстрыми лодками…