– Нет уж. Травкой баловался только в подростковом возрасте. А нынешняя тусня меня не возбуждает.
В пятнадцать лет Джозеф однажды завис дней на десять у каких-то гопников, но уже забыл, как они тогда назывались. Однако по сути все было то же самое: травка, худи, байки. Он спутался с компашкой, совершенно ему не близкой и склонной ко всяким пакостям. А в итоге на три часа угодил в полицейский участок. Сам-то он не совершил никаких противоправных действий, но парень, ехавший с ним на байке, выхватил у какого-то мальца телефон, поэтому в полиции Джозеф безропотно снес оскорбления, допросы и все остальное. В участок вызвали мать, чтобы передать сына с рук на руки; ее отчаяние и гнев моментально положили конец его криминальным связям. Вдобавок она еще пошла разбираться с предками того похитителя телефонов, поэтому Джозеф нипочем не вышел бы из обезьянника один – боялся, что от него не отстанут. По слухам, Ахмез в данный момент сидел. А если и вышел, то ненадолго.
– Ты сам-то как, танцевать собираешься?
– Только если музыка зайдет. И если выпью больше двух кружек пива.
– Значит, напиваться ты не планируешь и, возможно, даже не будешь танцевать.
Джозеф пожал плечами.
– Тогда почему ты не хочешь взять меня с собой? Это как-то связано с женщинами?
– Скажешь тоже!
Его возмущение, как она поняла, было неподдельным.
– Даже если так, ничего страшного.
Она действительно так считала? Эти слова слетели у нее с языка, но по какой причине – Люси так и не поняла, ведь они шли вразрез с ее нынешним поведением. Она то заявлялась к миссис Кэмпбелл, дабы подтвердить свою искренность, надежность и привязанность к Джозефу, то сама предлагала некое подобие шведской семьи образца семидесятых.
– Вот зачем ты это сказала?
– Затем, что ты – молодой парень и…
– Что «и»?
– Не знаю.
На самом-то деле она теперь понимала зачем. Просто затруднялась объяснить. До этого ей не давал покоя тот ужин с Фионой и прочими. Как ни старалась она поддержать Джозефа, ее преследовала мысль, что теперь он замкнется в себе, умолкнет, отдалится; а ее друзья, в свой черед, посчитают его туповатым, хмурым типом не их круга. Все эти страхи были надуманными, но напряжение не отступало. И вечер в Долстоне обещал стать для Джозефа противовесом тому званому ужину, а опасения позора пересиливали желание ввести Люси в компанию своих друзей.
– Пошли вместе, – сказал он.
– Ты шутишь.
На самом деле он подразумевал другое, но толком не мог это выразить. Он хотел сказать, что любит ее, что не хотел обидеть и что она значит для него больше, чем любые косые взгляды в темноте ночного клуба.