— Стригор Стрижич, вы же брата вашего уважаемого, Стризара Стрижича навестить хотели, — тихонько пискнула Люба.
— И костянику купить, не во гнев вам будет сказано, Стригор Стрижич, — добавила Ола, покраснев и испуганно поджав ушки.
— Знаю, но не с собой же этих плакс таскать было, — хмыкнул я. — Наблюдательные и памятливые какие, — с улыбкой уставился на девиц, которые, не зная, как реагировать, очень забавно копошились.
И поехали мы за документооборотным биоартефактом. Последний был в разы меньше, чем у писца — там “Имперские бирки и ярлыки творятся, господин”, пояснил мне служка. А мне коробочек выдали, сантиметров двадцать на тридцать, аж “пять документов породить может, словеса представить надо, на него длань положив, да силу чародейскую в конце приложить — вот и будет документ”.
Денег, правда, содрали, паразиты, две с лишним сотни гривен. Мироеды и вообще несимпатичные люди, думал я, двигая к гимназии. И за Любой искоса наблюдая.
Вообще — занимательное было зрелище. То окрест посмотрит, нахмурится. Но на меня взгляд бросит, на Олу, да и на листы книжные — улыбнётся. А если, если подумать, учитывая все реалии Беловодья, то девка если не на “вершину жизни” забралась, то уж точно и не на дно. К “вершине”, для неродовитой, всё же поближе выходит.
Гимназия, как понятно, располагалась в “чистом городе”, но нам надо было не к ней — довольно комично-пузатому двухэтажному и широкому зданию белого коралла, а к “пансиону”, вход в который Люба указала. Стояли там два типа, со стрекалами, но без доспеха — педели или ещё какие служки. Ну и “со всем почтением” уведомили благородного меня, что в пансион “не можно”.
— Знаю я, — хмыкнул я. — Мне Стризара Стрижича видеть потребно, родня он мне. И, — подкинул я крошечную пластинку аж в десять копеек.
— Сей момент сообщу. Как доложить, господин?
— Стригор, род, чай, не забудешь, — выдал я, после чего, как ветром, сдуло служку.
Вернулся он через минуту, с мордой столь скорбной, что я решил денюжку всё же втюхать, чем-нибудь нагрузив болезного.
— Обучаемый Стризар Стрижич вне пансиона обретается, господин Стрижич.
— И где — не ведаете, — хмыкнул я.
— Не ведаем, господин Стрижич.
— Ладно, тогда так. Конюшня в пансионе имеется? — уточнил я Любины слова.
— Как есть, имеется.
— Тогда скакуна возьму, да послание напишу, коль не явится к моему возвращению. Передадите? — на что служки наперебой закивали. — Вот и ладно, — подытожил я.
Гуляет, с-с-студент, хмыкнул я. Ну да пусть гуляет, пока в лапы мои эксплуататорские не попал.
И направился я, чтобы дела родственные завершить, к барышнику звериному. Причём знакомой морде, которую я принудил бегунов поменять. Морда знакомая при виде меня стала столь приветлива, что поставь рядом не то что молоко, воду — и то бы скисла, невзирая на невозможность этого. Ну, приятно, когда тебя знают, порадовался я.