«Что меня заинтересовало, так это история о человеке, о мальчике, который живет в обществе, полностью основанном на примате духа. В XX веке это общество терпит поражение и оказывается лицом к лицу с обществом, которое является одним из самых антидуховных из когда-либо возникавших на земле».
Скорсезе понравилась простота сценария Мэтисон. Это был не трактат о буддизме и не исторический эпос. Как и два ее предыдущих сценария, «Черный скакун» и «Инопланетянин», этот сценарий показывал одиссею глазами ребенка. «Я понял, что должен попытаться снять все с точки зрения ребенка, — рассказывал Скорсезе. — Речь не только о том, чтобы снимать снизу или держать камеру под малым углом. [Нужно показать], что по мере того как ребенок растет, он видит все, что происходит вокруг него, поэтому аудитория тоже не должна изначально много знать о том, что не знает мальчик».
Мелисса Мэтисон написала четырнадцать проектов сценария, прежде чем Скорсезе одобрил ее работу. Сначала они пытались включить в фильм больше исторического контекста, больше политических интриг, но вскоре Скорсезе понял, что многое из сделанного оказалось ненужным, и снова попросил Мэтисон «сжать» сценарий. Они поняли, что находятся на правильном пути, когда последний проект сценария стал снова напоминать первый. Ради вдохновения Скорсезе на этот раз смотрел фильмы Витторио Де Сика «Похитители велосипедов» и «Золото Неаполя», ленты Роберто Росселлини, множество картин Сатьяджита Рая (в частности, «Песнь дороги» и «Музыкальная комната»), произведения молодых китайских режиссеров Чжана Имоу и Чэня Кайгэ, а также фильм «Конокрад» (режиссер Тянь Чжуанчжуан).
Пластичный марокканский пейзаж на этот раз сыграл роль Тибета, а не Святой Земли
«Одна из первых идей, с которой согласились и Марти, и я, заключалась в том, что в фильме надо снимать только тибетцев», — рассказывала Мэтисон. Перспектива выпустить фильм с субтитрами, снятый только с азиатскими актерами и без голливудских звезд, вынудила «Universal» отказаться от этого проекта. Так поступали и все остальные крупные студии, и это происходило до тех пор, пока в дело не вступил «Disney», выделивший на фильм бюджет в 28 млн долларов. Скорсезе отправился на ту же площадку в Марокко, на которой он снимал «Последнее искушение Христа»; на этот раз ему предстояло уложиться в четыре недели съемок. Но тут на темпы съемок картины очень сильно повлияли тибетцы. Скорсезе был вынужден сбавить обороты и поплыть по течению: сосредоточиться на лицах людей, смотреть, что и как они ему говорят. «В некотором смысле это они снимали кино, — говорил он. — Очень часто тибетцы показывали мне, как они будут вести себя в определенной сцене, и, конечно же, демонстрировали сопутствующие ритуалы, — сказал Скорсезе. — У меня уже были расписаны все ракурсы, но когда я поработал с ними, то начал импровизировать. Знаете, это ведь меня поместили в их мир, а не наоборот».