Вечером этого же дня я ломаю руку — неуклюже падаю с мансарды деревенского сарая, куда полез за велосипедом. Меня везут в районную больницу, а оттуда в Москву. Перелом сложный, со смещением, требуется операция. Меня успешно оперируют, и следующие три недели я провожу в больнице.
За все это время отец ни разу не пришел ко мне. Этому факту я не очень удивлялся — он часто был занят и не баловал меня вниманием. Они с матерью развелись, отец завел другую семью, а его общение со мной обычно было предельно концентрированным: дать мне мужской совет или пожурить за пропуски тренировок по дзюдо.
И вот мы выходим из больницы, мама ведет меня за здоровую руку. Мы идем вдоль дороги, чтобы поймать такси, и подходим к остановке автобуса на улице Полянка, той, что рядом с большим книжным магазином «Молодая гвардия». Это место навсегда останется в моей памяти как ключевой топос всей моей жизни. Мама встает на колени рядом со мной, внимательно смотрит на меня и говорит: «Знаешь, а отца больше нет. Он умер».
Эта фраза поставила меня в тупик. Я абсолютно ничего не почувствовал — ни горя, ни сожаления. Я не знал, что такое смерть, почему это случилось и как это объяснить. Мама смотрела на меня своими резко постаревшими зелеными глазами и ждала моей реакции. Правильно ли она мне все сказала? Не травмировала ли меня? Не забьюсь ли я сейчас в истерике? Но я стоял и молчал. Потом мы сели в машину и поехали домой. Вот так, резко и без церемоний, в июле 2000 года закончились мои 1990-е, а я неожиданно повзрослел.
Через несколько дней мы поехали на кладбище, чтобы справить поминки (похороны прошли, пока я был в больнице), в село Ивановское Дмитровского района Московской области — в родовую деревню отца, где и я провел большую часть детства.
Мы проходим вдоль могил. Вот Саша Матросов, папин друг: он умер еще в 1994 году, молодым 23-летним пацаном, его убили в собственной машине. Он тоже был озорным разбойником, телами которых так щедро удобряли русский чернозем в 1990-е годы. Его расстреляли через месяц после освобождения из тюрьмы. Матросовская молодая жена (кажется, ее звали Оксана) потом еще несколько лет приезжала в деревню, жила в семье Матросова и играла с нами, совсем мелкими мальчишками, во дворе. Я не запомнил ее лица, но помню, что она была очень красивая, и я смущался, когда она на меня смотрела.
Затем мы проходим могилу другого моего деда, отца отца. Его, как и деда по матери, тоже звали Борис. Фотографии на памятнике нет, и я даже не знаю, как он выглядел. Он погиб еще в 1968 году, моему отцу тогда было 5 лет. Деда зарезали на Ильин день, 2 августа, когда он хмельной шел из кабака. Моя бабка осталась одна с тремя детьми.