Козлиная песнь (Мейстер) - страница 102

Отвоевав у котов сыр, собака настолько вошла в раж, что хвостом смахнула со стола тарелку. Тарелка разбилась. Доминик, думая о другом, автоматически взял зверя поперек живота и посадил вместе с сыром на пол.

— Я не хотел причинять Йойо лишних страданий.

Коты спрыгнули со стола следом за собакой и продолжили борьбу за сыр среди осколков тарелки. За окном проехала машина, но, хотя в обычные дни Доминик непременно вставал и бросался смотреть, кто это поехал, сейчас он словно ничего не заметил.

— Жизнь в деревне была для нее невыносима, подумайте сами, какое будущее ждет молодую женщину в этом захолустье?

Я испытала чувство солидарности с твоей мамой.

— Это о которой матери мы сейчас разговариваем? — Ты был сильно взвинчен.

— Йойо, она уехала. — пропел малыш-полукастрат совершенно женским голосом. — Она оставила тебя на мое попечение.

Коты и собака кончили возиться и устроились на кресле, на котором они же сами уже давно изодрали всю обивку. Разговор продолжался между вами двоими, я присутствовала, но не произносила ни слова. Ты напряженно слушал, но вопросов больше не задавал. И не переставая грыз заусенцы. В комнате стало тихо-тихо. Доминик не знал, как ты воспримешь его рассказ, и потому говорил более короткими фразами, чем обычно, хотя по-прежнему забывал расставлять в своей речи запятые.

— Ее так мучило что господин Дюжарден ее бросил. Она разрывалась между тоской по дому и любовью к тебе. — Доминик сжал губы в узкую полоску. — Мы с ней научились разговаривать жестами мы вместе ухаживали за тобой у меня хорошо получалось. Но ты почти не рос я взвешивал тебя безменом.

После очень долгого молчания, в котором слышалось только спокойное дыхание угомонившейся троицы на разодранном кресле, Доминик продолжал.

— Она понимала что господин Дюжарден никогда не приедет на тебя посмотреть даже если она будет ждать вечность и она не могла взять тебя в свою страну. А там отец. Стыд позор. Уж раз ты и здесь не рос у нее не было молока я попытался найти в деревне кормилицу.

Тут я вспомнила фотографию, попавшуюся мне в книге из Глотовой библиотеки, фотографию, сделанную где-то во французском лесу знаменитой дамой-фоторафом Ли Миллер. Вокруг низенького столика для пикников с тарелками, рюмками и бутылками сидят пятеро молодых людей, трое мужчин и две женщины, под спинами у всех большие пуховые подушки. Двое мужчин сидят справа от стола, один из них Мэн Рэй. Женщина рядом с ним смеется, широко открыв рот, у нее великолепные белые зубы; вся верхняя часть ее тела обнажена, как и у второй женщины, которая, запрокинув голову на своей подушке, жадно ловит губами губы третьего мужчины, склонившегося к ней. Значит, в 1937 году были люди, чувствовавшие себя вот так свободно, которым все было трын-трава, а твоя мама в 1960 году считала твое появление на свет «позором». Наверное, для выработки мироощущения важно не время, в которое человек живет, а люди, которые его окружают.