Козлиная песнь (Мейстер) - страница 116

Как-то раз апрельским вечером в середине недели мне захотелось прокатиться на велосипеде, чтобы обдумать все эти вопросы. В самом благодушном настроении я села на мой французский велосипед и покатила. Я въехала в парк, через который до этого проезжала дней десять назад. Солнце как раз садилось. В прошлый раз парк показался мне просторным и прозрачным, а теперь я видела только то, что находилось совсем близко. Весенняя зелень, полторы недели назад еще такая нежная, теперь стала крепкой и мясистой, деревья поднимали к небу толстые лапы с когтями и, казалось, хотели поймать меня. Эти лапы вдруг начали расти, тянуться ко мне со всех сторон, кусты обступили меня, словно зеленые стены. Они подбирались все ближе и ближе, еще не много — и они стиснут меня, безжалостно задушат. Вот бы мне сейчас сюда тупой топор нашего Питера, чтобы от них защититься. Но топора не было, и я как безумная погнала прочь на своем велосипеде, умоляя всех и вся позволить мне выехать из парка, пока не поздно.

К дому я подъехала вся в поту. Бросила велосипед на землю. И тут заметила, что одна из тротуарных плиток перед входом приподнята выросшим под ней сорняком. Дома у меня началось сердцебиение из-за пяти обыкновенных, диаметром меньше полумиллиметра, мушиных какашек на нашем огромном, покрашенном в белый цвет столе из школьной доски. Только после того, как ты убил отправительницу этого сообщения, написанного алфавитом для слепых, я немного успокоилась.


— Знаешь, я ничуть не страдаю от того, что мы все время переезжаем с места на место и нигде не живем постоянно, — сказала я. И добавила с горячей убежденностью: — Ты — мой дом.

Мы шли по улице «отовариваться» в наших бесплатных магазинах на колесиках. Мы всегда добывали еду вместе, теперь из соображений безопасности, потому что тучи сгущались, на многих контейнерах появились сверкающие замки типа велосипедных.

— А тебе, Йо, это тяжело?

— Да нет.

Я не удивилась твоему ответу. Хотя ты смотрел на мир иначе, чем я, ты очень старался приспособиться к городской жизни. И тебе это удавалось лучше, чем я ожидала. Точно так же, как и я, ты воспринимал нашу нынешнюю жизнь как грандиозный вызов и даже испытывал азарт, особенно от домашнего хозяйства. Приготовление тех вкусностей, что мы находили, стало твоим коньком, равно как и уборка наших огромных домов, не говоря уже о поисках в мусоре всевозможной утвари для их обустройства.

Сегодня все было как обычно: хотя мы шли, в общем-то, за продуктами, ты не мог удержаться от обследования целого комплекта домашнего скарба, выставленного кем-то на улицу. Ты отобрал все, что могло пригодиться, и мы вместе потащили добычу домой. Я весело болтала, вспоминая то один, то другой эпизод нашей жизни в деревне. Между тем ты глазами выискивал собак или, за неимением лучшего, хотя бы меховые шубы. Мы по-прежнему часто разговаривали про Эмили, Мари и Доминика. Поскольку телефон был нам не по карману, ты писал Доминику письма, на которые он всегда отвечал, по-французски и почти без запятых, точно так же, как говорил. Имя «Глот» в них не упоминалось никогда.