Доминик наклонился ко мне, чтобы отвести от моего лица локон. Доктор Мушон был другом господина Дюжардена, сказал он и дохнул на меня запахом чеснока. Когда он сам уже кончал школу, эти двое были еще молокососами. Доминик полагал, что хозяин просил доктора навещать барышню, чтобы развлечь ее, потому что ветеринар получил образование в городе и умел говорить по-английски.
— И всякий раз после визита Мушона барышня заболевала? — спросила я, как не слишком искусный детектив. Вещества, попадающие в кровь биременной женшины, проникают в организм ребенка, но он к ним более чувствителен, чем мать. В «Тайнах» я читала, что воробей, поклевавший навоз лошади, у которой недавно травили глистов, тут же падает замертво. Доминик не понял, к чему я клоню, он, во всяком случае, никогда не усматривал связи между визитами ветеринара и горестями Анны.
Глядя в пол, я пошла к выходу из дома. Доминик в беспокойстве семенил рядом, то и дело перекидывая через плечо конец шарфа. Как я расскажу тебе, что твой отец пытался убить тебя еще до того, как ты родился?
У нас в кухне я отодвинула на дровяной плите чугунный кружок и бросила письма в огонь. Доминик нервно взвизгнул. Из кухни мы пошли к хлеву. Ты не спал и сказал, что чувствуешь себя лучше. Начинало темнеть; насколько я могла различить твое лицо «полумгле, ты действительно выглядел бодрее, чем до нашего ухода.
— Я немного поспал, а потом долго лежал и думал. Пожалуй, я рад, что мама здесь жила. Я до сих пор не мог понять, где она была во время беременности, я уже раньше догадывался, что мой дед прогнал ее из дома, когда узнал, что она уронила честь семьи.
В квартире, где ты жил с мамой, я видела фотографию твоего деда — по-моему, не человек, а кремень. Его жена наверняка повиновалась ему во всем беспрекословно, так в те времена было заведено. Твоя мать была их единственным ребенком, на которого они возлагали все надежды.
— До сих пор я думал, что он отправил ее в приют для матерей-одиночек или в какое-нибудь еще заведение для падших женщин, она никогда не рассказывала о том времени. Теперь я все понимаю, она просто не хотела, чтобы я узнал, где живет Глот, боялась, что я его разыщу и подпаду под его влияние, и тогда уже точно пойду в отца.
— Так вот, теперь мы можем к этому кое-что добавить. — Я неуверенно перелезла через загородку, Доминик на всякий случай остался на улице. — Ложись-ка опять рядом с Эмили, ничего радостного я тебе не расскажу. — Ты взглянул на меня испуганно и лег. Я устроилась рядом. — Я, вернее, мы с Домиником, мы нашли письма, письма твоего отца к твоей маме.