Затем наливает немного воды в стакан и протягивает мне.
— Прополощи рот.
Сплевываю в раковину. Мама дает мне мою зубную щетку с уже выдавленной пастой. Старательно чищу зубы, сплевываю и повторяю, пока не избавляюсь от вкуса.
— Она в моих волосах, — говорю я, тихонько всхлипывая. — Я чувствую ее в волосах.
— Знаю, поэтому мы сейчас быстро примем душ, — отвечает мама. Почему «мы», ведь папы здесь нет. Насколько помню, он никогда не убирал за мной рвоту. Понятия не имею, что будет, если я заболею, когда буду жить с ним. Может, мне придется самому приводить себя в порядок.
Мама включает душ, выставляет нужную температуру, и я захожу в кабинку. Я сам принимаю душ с девяти лет, но мама не уходит, и я не возражаю. Она оставляет дверь немного приоткрытой, берет насадку для душа и сначала вымывает всю рвоту из моих волос. Затем вооружается бутылкой шампуня и начинает намыливать мне голову.
Приятно ощущать, как ее пальцы массируют кожу головы. Я закрываю глаза, отчасти чтобы не попал шампунь, а отчасти потому, что приятно не думать ни о чем другом. Мне кажется, я слышу, как она поет, пока меня моет, но, когда на секунду открываю глаза, вижу, что мама молчит, так что это, должно быть, просто воспоминание. Пусть и хорошее.
Я выхожу из душа, и она укутывает меня мягким полотенцем. Мне ничего не нужно делать; мама вытирает меня насухо, словно ожившая сушилка в бассейне.
— Ну вот, — говорит она. — Сейчас быстро включим фен, а затем уложим тебя спать.
Она ведет меня мимо лужи на лестничной площадке обратно в мою комнату. Вручает мне фен, пока сама достает чистую пижаму. Я натягиваю штаны, внезапно снова хочу спать; мама застегивает на мне верх и укрывает одеялом.
— Засыпай, — говорит она, садясь на край кровати и гладя меня по голове.
— Я не хочу жить с папой, — признаюсь я.
— Ты и не должен. Я этого не допущу.
— Ты втайне занималась кикбоксингом?
Мама слегка улыбается.
— Нет, но я справлюсь. У меня есть план, и все будет хорошо. Я тебя люблю.
Она целует меня в лоб, выключает свет и тихо закрывает за собой дверь. Я лежу, теплый, чистый и усталый, и слушаю, как мама тихонько плачет, пока чистит ковер на площадке. Интересно, что у нее за план? Надеюсь, он не связан с йогой.
Когда на следующее утро я приезжаю в психиатрическое отделение, мне говорят, что Терри отправили в палату для буйных. Выходит, ему плохо. Каждый раз его поначалу кладут именно туда. Из такой палаты домой не выпустят. Надо сперва полежать в обычной, прежде чем вас выпишут.
Терри, судя по всему, тоже не спал. Он сидит в кресле рядом с кроватью и, похоже, за ночь постарел лет на десять. Я пытаюсь подбодрить его, но брат смотрит прямо сквозь меня.