Утром им обоим предстоял серьёзный разговор с «соплеменниками» по лагерной жизни. А как на зоне — не строгого режима, а гораздо хуже — аномальной.
Растолкав напарника с первыми лучами солнца, Зуб услышал от Миха в свой адрес:
— Ты когда-нибудь спишь?
— А ты так всё самое интересное на свете проспишь! — парировал Андрюха, скалясь как всегда. А с утра пораньше. По жизни весельчак и балагур, а тот ещё баламут, ну и разумеется плут.
— Чё-то было — ночью?
— Угу, ты вернулся, и Фашист, — кивнул Зуб. — Где вас носило?
— Пить…
— Выпить?
— Нет, просто воды…
— Странно… и слышать это от тебя! Неужто не пьёшь, аки верблюд?
Зуб сунул напарнику ведро, и тот осушил его литра на два, побрызгал на лицо рукой, и выплеснул остатки на голову. Фыркнул довольно.
— Дичаешь…
— Не без того, конечно, — согласился Мих. — Но будь ты на моём месте вчера, вместо воды была бы в том же количестве водка — и пьянствовал бы неделю напролёт — не меньше!
— Ну ты, блин, и заинтриговал, Мих! А тот ещё на… сказочник… — не терпелось Андрюхе услышать байки… из склепа. А горбатого напарник никогда не лепил, да и привирать не любил. Это его прерогатива, а не Михея.
Но кое-что всё же практикантроп продемонстрировал напарнику — снимок сделанный на мобильнике Ясюлюнца.
— Знакомая рожа, Серожа… — прыснул Зуб. — Видал вчера, когда её в меня метал этот Фашист, а затем догрызала, хрустя черепной коробкой, твоя зверюга. Какова эта тварь на деле?
— С виду весит центнер, если не два, а кость пористая, хоть и массивная, так что лёгкая и прыгучая — зараза. Если бы не Вый-Лох, нам бы с ним… — кивнул Мих на Ясюлюнца, — песец… и не на мех…
Он вновь вызвал у подельника своим заявлением смех.
— В следующий раз я двину с тобой на охоту, — было охота Зубу окунуться с головой в приключения.
— А мне что-то не очень, Андр… талец! Я бы не отказался, если бы по лесу можно было ходить, не оглядываясь на собственную тень.
— И это мне заявляет тот, кто в глазах всего лагеря — герой! Одно слово — богатырь!
— Скажешь тоже… — смутился Мих. — Если кто, то… вон — Фашист. Такое пережил! Знал бы ты, Зуб, где я на него наткнулся… Просто тихий ужас! Как вспомню — аж не могу — так и вздрогну…
— Это можно! Я принесу? Угу?..
— Если только ему, а не помешало бы… — опасался Мих эксцессов со стороны выжившего сокурсника и из ума — недолго было.
Его до сих пор смущало то нечто, чему нельзя было дать никакого логического объяснения, а и водной твари в лагуне острова. И вообще много чему. Похоже, что придётся приспосабливаться и смотреть на разные жуткие вещи с порождениями этого мира, как на обыденные. Вот только психика перестраивалась медленно, если вовсе была способна у них — людей привыкших к цивилизованному образу жизни и такому же окружению. А сами тогда были дикари дикарями. За что и поплатились.